В дивизии быстро поняли ситуацию: мы получили приказ оттянуться на новую линию обороны. Было много ругани, что я полностью понимал. Весь труд последних дней ушел впустую. Мы знали, что мы для себя здесь построили. Но что ждало нас на новой позиции? Если бы только не этот ужасный холод.
Мы оттянулись в ночь на 15 января. Мы практически ничего не оставили — не считая пустых ящиков от снарядов. Сменяясь, мы несли два пулемета и два ящика патронов. Наша перегруженная измученная банда с трудом пробивала себе дорогу в снегу. Я приказал, чтобы отстающих не было. Люди должны были разбиться на пары и приглядывать друг за другом. Первые признаки обморожения — побелевшие нос и щеки — могли заметить у себя далеко не все. В этом случае кровь разгоняло лишь растирание снегом. (Прим. зарубежного издателя: как ни странно, за предшествующие два месяца зимних боев на обморожение жаловалось сравнительно малое число солдат, но по мере того, как немецкие войска слабели от недостатка пищи и были выбиты на открытый воздух из окопов и блиндажей, дисциплина ослабла и число обморожений выросло. Обморожение можно предотвратить, вовремя заметив, но это зависело в основном от того, следили ли за этим командиры частей.)
Я закончил словами: «Товарищи, держитесь вместе. Идти недалеко. Отстающих придется бросить, они замерзнут насмерть».
Солдаты поняли. Я вздохнул с облегчением. Ответственность была высока: они все мне верили. Просто нужно не дать им упасть духом!
Когда такая жалкая толпа — выглядящая уже не как воинская часть — с неимоверными трудностями двинулась вперед, каждый метр был пыткой, а полтора километра — вечностью. Но мы их прошли!
Самые сильные были назначены в дозор. Неподалеку собрались остатки моих старых солдат, и лейтенант Аугст снова стал ядром части.
От духа, вдохновлявшего нас в прошедшие недели, и воодушевления, с которым мы хотели завоевать этот город Сталина, ничего не осталось. Мы исполняли свои обязанности, как машины. Мы чувствовали смутный страх, потому что надвигалось нечто неизвестное и мы не могли его спокойно принять. Когда на нас нападали, мы стреляли и дрались в ответ, как смертельно раненное животное, загнанное в угол и защищающееся до конца, пуская в ход все силы.
Штаб XI АК: суточная сводка от 14 января 1943 г.
16-я ТД: в 08.00 атака противника силами 50-60 человек с [высоты] 0,6 к югу все еще сдерживается огнем пехоты. Разведывательные части и штурмовые группы противника, выдвигающиеся к востоку от [высоты] 147,6, также отбиты. Утром наблюдались отдельные танки противника, движущиеся к востоку от [высоты] 0,6. В 12.30 особенно сильный артиллерийский огонь противника по всему сектору Райниш. С 13.45 сильная атака противника из района [высот]
141,0 и 0,6 в южном и юго-западном направлениях. Оборона производится.
Дополнение к суточной сводке: к 14.00 русские возобновили атаку к западу от [высоты] 147,6 вокруг [высоты] 0,6 и к северу оттуда, а также в секторе Би-дерман. Атака к западу от [высоты] 147,6 отбита после ожесточенной перестрелки и контратак. По предшествующим докладам, противник смог подойти к нашей линии обороны за счет того, что некоторые были одеты в германскую зимнюю униформу, и эти люди прикрывали остальных связками гранат. При этом серьезно ранен один командир роты.
Атака противника, направленная на сектор Бидер-ман — при поддержке двух танков, — захлебнулась в нашем оборонительном огне.
В то время как перед наступлением темноты нам удалось остановить атаку противника, поддержанную
4 танками из района к юго-востоку от [высоты] 141,0 к югу, противник силами роты продвинулся к югу из района [высоты] 0,6.
Контратака, подготовленная в лунном свете с полугусеничной техникой и одним танком, а также стрелковой ротой, встретила значительное сопротивление противника. Бой в этом районе еще продолжается.
17 января 1943 г.
Вот что случилось 17 января: противник направил атаки во фланг нашего соседа. Блиндажи были потеряны, отбиты, снова потеряны и снова отбиты. Однако в конце концов противник воевал превосходящими силами. Тем не менее он не торопился и действовал осторожно, поскольку знал, что мы почти добиты.
Я и мои товарищи не хотели с этим смиряться. Мы просто не могли поверить, что наша 6-я армия подошла к такому концу. Мы всегда исполняли свой долг, совершая невозможное, — и все же мы стояли на грани катастрофы.