Пока я так сидел, как курица на яйцах, появился Марек.
— Герр гауптман, я должен немедленно доставить вас к гауптману Краузе. Эту позицию нужно оставить.
— Неметц, приготовься, пойдешь со мной. Юшко, за меня командовать ротой остается лейтенант Аугст. Пошли, Марек!
Марек пошел прямо вверх по склону мимо моего командного пункта. Я шел следом. Неметц замыкал цепочку. Наша дорога шла через несколько холмов и долин к развалинам на краю города. Я запомнил несколько сомнительных ориентиров, которые помогут не блуждать на обратном пути. Минут через пятнадцать мы дошли до командного пункт гауптмана Краузе. Его адъютант, лейтенант Герлах, был еще с ним. Мы пожали друг другу руки.
Краузе начал речь:
— Герр Холль, мы должны отойти на новую линию обороны. Наших соседних дивизий, 60-й моторизованной и 24-й танковой, больше нет. Нам придется иметь дело с фактом, что у 16-й танковой дивизии нет локтевой связи ни с кем ни справа, ни слева. Вы будете командовать оставшимися боеспособными людьми и проинструктируете их.
— Герр Краузе, а что с ранеными и больными?
Краузе взглянул на меня серьезными глазами и
пожал плечами. Я был поражен:
— Вы хотите сказать, что мои товарищи, которые не могут двинуться с места, будут брошены?! Так не пойдет! Герр Краузе, пожалуйста, пошлите Марека обратно. Лейтенант Аугст может отойти с позиции со всеми солдатами. Я вернусь на передовую и останусь с ранеными. Они верили мне и исполняли долг до конца. А теперь, в последние часы жизни, мы оставим их с мыслью: «Нас бросили на произвол судьбы». Для меня это просто невозможно!
— Герр Холль, я вас понимаю. До свидания, и да пребудет с вами бог!
Мы пожали друг другу руки, и я вышел.
Лейтенант Герлах вышел следом за мной:
— Берт, можно с тобой поговорить?
— Конечно, Вальтер.
— Ты не думаешь, что мы можем пробиться на юго-запад?
— Ни в коем случае, Вальтер. Ты слышал мой разговор с Краузе. Я буду жалкой свиньей, если брошу своих раненых. До свидания, Вальтер!
Мне пришлось поспешить, потому что скоро рассветет, а я хотел быть на передовой. Неметц шел следом.
— Оставайся здесь, Неметц, и жди лейтенанта Аугста. Не придется ходить лишнего.
— Герр гауптман, я пойду с вами.
— Как хочешь.
На полпути обратно нам навстречу прошел лейтенант Аугст с ротой. Я быстро ввел его в курс дела. Потом он ушел, следуя за Мареком. Люди шли молча, гуськом. В хвосте шла моя группа управления и оставшиеся старики. Павеллек заметил, что я иду в сторону старых позиций.
— Герр гауптман, куда вы?
— На передовую, к раненым.
— Можно вас проводить?
— А я?
— И я тоже?
— Кто хочет идти со мной, пусть идет.
Когда мы дошли до блиндажа, полного раненых, я понял, что там было двенадцать человек, способных защитить себя, включая троих медиков. Флаг с красным крестом был установлен перед входом в блиндаж, чтобы противник знал, что внутри раненые и больные.
Моя старая позиция осталась всего в 100 метрах отсюда. Я поставил часового предупредить, когда придут русские.
В госпитальном блиндаже все выглядело еще неутешительнее, чем когда я пришел сюда в прошлый раз. Число больных и раненых не изменилось. Их было 29. Они все утратили надежду и чувствовали себя отверженными. Не было слышно жалоб, только звуки боли, когда кто-то менял положение на досках. С моим появлением их глаза обратились на меня.
— Товарищи, рота оставила позиции и отошла на городскую черту. Мы вернулись к вам, потому что не можем вас бросить. Ничто не случится с вами, потому что мы еще можем драться. Мы надеемся на лучшее. Родина с печалью смотрит на Сталинград, сердца наших родных с нами. Благодарю вас от имени нашего народа. Мы исполнили свой долг!
Все молчали, и несколько человек тихо плакали. Я сидел в углу и ждал, что будет.
Павеллек дал мне две сухарные сумки и прибор для еды. Потом он достал из кармана кусок мяса.
— Что это?
— Вареная кошачья нога. Поймал кошку в нашем блиндаже. Не знаю, откуда она взялась. Чертовски тощая, но лучше, чем ничего.
Там было на один укус. Я откусил немного и передал дальше, чтобы товарищам тоже досталось.
В моей камуфляжной форме я ничем не отличался от своих товарищей. У меня оставалось две гранаты-яйца и П-08; у меня было две обоймы и пуля в стволе. Всего семнадцать выстрелов. Если русские несправедливо обойдутся с моими ранеными товарищами, тогда им дадут последний бой.