«Сгорел на работе».
Поднялась суета с вывозом тела из закрытого учреждения.
Пасквиль на столе лежал неподписанный, арестанта отпустили.
Снова на улице ночь. Неуверенно ступая по булыжным мостовым, доктор поплёлся домой, с трудом поднялся в квартиру, почувствовал сильное давление в груди, нехватку воздуха, попытался расстегнуть пуговицы рубашки, принять таблетку, но не успел, упал в прихожей. «Скорая» не помогла.
«Молодую» мать тридцати восьми лет встречала у дверей роддома Станислава Адамовна, старенькая соседка-учительница в тёмно-синем беретике, прикрывающим белый пушок на голове. Она принесла Мане соболезнования и посочувствовала младенцу, потерявшему отца в первые часы жизни.
Дома, огорошенная известием, мать положила свёрток с крохой на обеденный стол, оглядела опустевшую комнату-зал, книжные шкафы, рояль, письменный стол, ширму с вышитыми драконами, за которой спала в последние месяцы, и подумалось ей, что завёрнутый в старое ватное одеяло человечек — сын хозяев, и теперь она должна служить ему.
Мальчика назвала Матвеем в честь приходского священника деревенской церкви — лучшем воспоминании детства.
Имя это образовано от евангельского Матфей и означает «дар божий».
Боги
— Выбор матери для младенца мне кажется удачным. Мало женщин сохранили здоровье и неиспорченность в годы войны. Я не отказался бы зачать с ней второго Геракла, если бы в нашем случае требовался Геракл. Но зачем ты убил мужчину, учёного в третьем поколении, носителя информации? — недоумевал хозяин золочёного трона, неутомимый «ходок» в представлении современных людей.
— Не убил, а продлил жизнь, — отвечал сидевший на камне, — при первых двух инфарктах я не позволил смерти забрать его.
— Почему допустил изнурительный допрос?
— Разве ты не понял, Громовержец? Они — безбожники и решение принимали без меня.
— Хочешь сказать: атеисты?
— Атеисты имеют собственное мировоззрение. Среди них можно встретить философов, учёных, писателей. Для этих же людей не существует ни убеждений, ни науки, ни искусства. Они поклоняются, только, двум ликам на стенах своих кабинетов: один — с усами, второй — в пенсне.
— Что ж, — вздохнул Зевс, — посмотрим, как дальше будут развиваться события.
У тех, кто питается не суррогатами из магазинов, а пищей бессмертия, жизнь не имеет конца. «Команда» на Олимпе согласилась подождать, не отказывая себе в привычных удовольствиях.
Маня с младенцем
1946-ой год, в магазинах напряжённо даже с суррогатами. Тотальный дефицит. Маргарин вместо масла, ячменный напиток вместо кофе, яичный порошок, сахарин…
Продукты в коммерческих магазинах и на рынках простым людям «не по карману».
— Пенсии по потери кормильца вам будет недостаточно, — патронажная сестра сочувственно посмотрела на Маню в чистеньком халатике, аккуратно повязанном платочке и на её упитанного младенца, — у вас много молока, а молоденькой мамаше из соседнего дома, не восстановившейся после голода, кормить сыночка нечем. Я передам ваш адрес, договоритесь об оплате.
— Конечно, пусть приходит, но денег с блокадницы не возьму.
Не предполагала Маня, что вместо несчастной измождённой женщины, к ней явится изысканно одетая, тоненькая, похожая на киноактрису, Екатерина с мужем Аркадием, неказистым мужичонкой ниже её, лысым, в очках с толстыми линзами, не молодым. Он неловко держал на руках пищащее существо в дорогом одеяле и кружевном пододеяльнике, жена нервничала.
От груди кормилицы искусственник отказался и устроил истерику. Привычная возиться с детьми в яслях, где по протекции барыни работала санитаркой, Маня подогрела воду, добавила в тазик успокоительный настой трав, искупала младенца, он затих. Зайдя за ширму, нацедила молока, разлила в бутылочки.
Молодые родители, потрясённые ловкостью, с какой женщина управилась с их чадом, выложили из сумки на стол баночку с творогом, стакан со сметаной, кусок сыра, пачку чая, немного чёрной икры и, даже, лимон, экзотику тех лет.
Екатерина шёпотом поделилась секретом: Аркадий, занимает пост, который позволяет ему «доставать» продукты.
«Видно, здорово наголодалась красавица, если вышла за лысого пожилого господина», — подумала Маня.
Мужчина, тем временем, остановился у книжных шкафов, вплотную приблизив к ним лицо, как делают близорукие люди, осмотрел картины, коллекции бабочек и насекомых в рамках на стене, китайские вазы на миниатюрных столиках, трюмо из красного дерева, потом ещё раз взглянул на Маню, и похожая мысль пришла ему в голову: