— Екатерина, я тебя учил руки выставлять, а ты! Да что сегодня с тобой творится-закричал он и схватив мой носовой платочек, которым я в последнее время утираю свои слёзы, подошёл ко мне. Ткань почти докаснулась брови, когда я ударила его по конечности.
— Руки убери. Ненавижу тебя, ненавижу! — закричала в тон ему, схватила первую вешалку из отсека “школьное ”, на выходе из прихожей подобрала рюкзак и пулей вылетела в подъезд прямо в спальном костюме. Ненавижу его!
— Что это было?! — Сергей Леонидович посмотрел на меня так, будто это я ему сейчас по руке ударил.
— Вполне логичный исход после всего, что происходит. Извините, но честно: виноваты сами. — пожал плечами, не дрогнув под взглядом карих глаз.
— Что значит виноват сам!? Ты её поведение видел! Невозможно! Необъяснимо!
— А что вы хотели?! — я сам не понял, как перешёл на крик — Она ваша дочь? Или кто? Почему вы думаете, что если она от вас будет только пинки, толчки и крики получать, то ничего не изменится?! Ой, как неожиданно! Давайте будем приходить, не спрашивать ни о чём, раз в два дня орать на неё и командовать! А потом: а что это быыыло?!
— Белов, рот закрой. — ровно сказал начальник.
— Извините, Сергей Леонидович. Но я вам не соврал. Вы совсем перестали общаться с Катей. А у неё сейчас тот возраст, когда ей нужна поддержка близких людей. Я к ним не отношусь, если вы часом забыли.
— Я был занят подготовкой ко встрече. Она через неделю. — глухо отозвался мужчина. Сейчас он не напоминал страшного Демидова. Он был отцом, которой не знает, что делать.
— Ваша дочь об этом не знала. Поздравляю. Ещё немного и она вообще от вас сбежит. И знаете что? — я подождал, когда он устало посмотрит в мою сторону — Я её даже тормозить не буду. Это вы устроили и вам и разгребать. Я в семейные дела не лезу.
— Белов, я тебе вроде говорил рот закрыть?
— Да пожалуйста. — сказал и круто развернувшись, вышел из комнаты. Больше всего было жалко Катю. Она действительно стала заброшенным беспризорником, которого периодически ломают психически этими криками.
У самого входа я остановился.
— И кстати. Не удивляйтесь, если вам в ближайшее время кто-то скажет о том, что она кричит на людей, бьёт и покрывает их матом. Вы её сами так научили проблемы решать. — и вот теперь я вышел. Он должен сам понять свои ошибки, пока действительно не потерял дочь. Она может от него уйти.
А он это знает. Он помнит свою Маришу, которая также поначалу кричала “Ненавижу!”, а через месяц стала сбегать. Ночи превратились в поиски с отрядом, дни — в вечный страх, что сейчас он уснёт хоть на часик и её не станет. Она просто либо опять сбежит, либо что-то с собой сделает.
— Катя, ну чего ты плачешь-Слава, мой давний тайный друг и одноклассница Яна крутились около меня как наседки.
В школу я прибежала рано и неожиданно столкнулась с парнем. Он, увидев моё состояние и смятую домашнюю одежду в руках, всё понял. Крепко обнял, дал мне выплакаться, а потом купил сок и шоколадку. Он всё это время не просил подробности, за что я ему была благодарна. Но есть ещё Яна. Придя и застав меня лежавшей на нашей парте, которая уже медленно превращалась в водоём от моих слёз, она потребовала объяснений. Краткого ” с папой поругалась, ничего серьёзного ” ей не хватило.
Три урока я сидела просто в тумане. Показательно я плакать уже не могла, так как это стыдно, и поэтому плакала в душе. Он меня кинул в шкаф. Уверенна, он прекрасно осознавал, что я даже не попробую выставить руки. Да и куда — то, что он меня откинул, для меня стало неожиданностью. Я бы просто не успела.
На математике меня вызвали к доске. Я лучшая ученица с технологическим складом ума, но сейчас я смотрела в пол и в самом низу доски писала решение.
— Катенька, ну пиши выше, говори громче, что ты сегодня такая запуганная? — спросила учительница. Я отвернулась, чтобы она не разглядела моего лица, а в классе послышались смешки. Конечно, им весело — раз дочь начальника “запуганна”, значит это рук дело самого начальника. От этой мысли стало так грустно, что я от волнения сломала мел и он упал двумя частями на пол. И я, вместо того, чтобы его поднять, представила в нём свою душу, буквально разрывающюю между любовью и ненавистью и пнула эти куски что есть силы.
— Катюш, ладно, садись. — проследив за моим странным поведением, сказала учительница.
Женщина попросила остаться после занятия, когда прошла и раздала проверочную работу на пятнадцать минут. До конца урока было ещё двадцать, но желания учиться больше не было. Зачем? Папе плевать на моё учёбу, на моё здоровье, на моё настроение. Он давно перестал этим интересоваться.