Выбрать главу

— Обалдеть вообще! — мужчина снова пододвинул меня к себе-Я ещё не остыл, чтобы меня закапывать! — рука не сильно и не больно шлёпнула меня по попе-и вообще не дождёшься, я ещё молод!

— Так может мне сестрёнку сделаешь, раз молод? — я глянула ему в глаза.

— Ага, щас. Мне и тебя с лихвой хватает. — он снова прижал меня к себе, перевернулся на спину и чмокнул в нос. Я чихнула ему в лицо-Всё. Пора вставать. Мы и так заспались. Ну-ка, вставай.

Он стряхнул меня с себя на пол и слез сам.

— Так. В комнату переодеваться, принять душ, почистить зубы и на кухню. Всё ясно?

— Пап, ты это каждое утро говоришь.

— Повторение-мать учения-философски ответил отец, ища футболку-Вперёд и с песней!

— Без песни! — крикнула, вылетая из комнаты. Вот только петь мне не хватало.

* * *

— Так, Екатерина, я отъеду в участок часа на два. Телефон чтобы не выключала, из дома не выходила, двери никому не открывала. У меня ключи. На кухне оставил ужин, если задержусь — в девять сядешь, поешь. Сейчас делай уроки. В десять спать. Свет чтобы везде погасила, газ проверила, воду тоже. Грозы сегодня не обещают, я проверил — он усмехнулся, крутя ключи на пальце — чтобы я приехал, а ты уже спала. В противном случае лишу телефона и карманных расходов до конца недели. Всё понятно?

— Да, пап, всё понятно.

— Хорошо. — он одел куртку и взял сумку — ну, иди сюда.

Мужчина крепко обнял меня, приподняв над полом. Каждое его прощание такое, будто он уходит навсегда. Потом он целует мой лоб, нос и щёку. Поправляет одежду и волосы.

— Я пошёл. Будь умницей.

* * *

Легко сказать “будь умницей” когда после уроков мне совершенно нечем заняться. Я доделала проект на ноутбуке к уроку информатики и посмотрела на часы. Восемь вечера. Мне было грустно, в квартире тихо. Надо бы папу попросить хотя бы котика завести. Или кошечку.

Я прошла до кухни, шлёпая босыми ногами по холодному ламинату. В холодильнике не было ничего интересного или вкусного. Отец в принципе редко меня балует сладостями, так что ждать их на постоянной основе не приходится.

Достала из шкафчика пакет с сахаром и налила в кастрюлю воды. Высыпала пол пачки в воду и стала ждать. Вскоре вода закипела и начала темнеть. Еще через пять минут получился вязкий сироп. Я перелила остышую жидкость в бутылку и, попивая из неё, ушла читать в комнату читать роман. Папа узнает-голову оторвет. И это я и про сахар, и про книгу.

В девять мне позвонил упомянутый человек.

— Екатерина, добрый вечер. Уроки сделала? — донёсся искаженный динамиком, но такой родной голос.

— Да, папуль, уроки сделаны.

— Прекрасно. Иди покушай и готовься ко сну. Незабудь проверить потом газ и воду. Свет тоже выключи везде.

— А ты разве не приедешь?

— Я задерживаюсь. Ты должна понимать, что у меня, как у начальника, много работы.

— Ну, короче, как всегда. Сперва: я на пару часиков, а потом под утро домой приезжаешь!

— Ека…

Я сбросила вызов. Во мне говорила обида. Он действительно очень мало времени со мной проводил. Я наверное Родиона Олеговича видела больше, чем его!

* * *

Моя девочка обиделась. Сбросила трубку, так и не дав мне договорить. Что тут сказать? Во-первых, это очень невежливо и неуважительно. Надо будет с ней об этом поговорить. А Во-вторых? Она права. Ему действительно пора перестать лгать собственной дочери. Он ведь знал, что не приедет до полуночи домой, но всё равно сказал про пару часов. Зачем?

Он так сильно её любил, что даже сейчас, когда она далеко, он видит перед собой это обиженной выражение лица. Её глазки смешанного цвета: голубого и зелёного. Красивые. Как и вся она. Его дочка красавица. Его маленькая красавица.

Он улыбнулся, вспомнив, как утром решил её разыграть. Как достаточно мощно она долбанула кулаком ему в грудь, но, к счастью, не попала в солнечное сплетение, из-за чего удар едва почувствовался.

Она тогда едва не зарыдала. Он кожей ощутил её страх. Такая грустная и милая девочка спросонья. Прямо сердце затопила вся нежность мира. Смешались два бескрайних чувства: страсть к Марте и целомудренная любовь к единственному ребёнку. Но вылить от их мог только в нежные поцелуйчики кожи его малышке. Пусть ей четырнадцать, но для него она всё ещё тот невинный младенец, что смотрел на него серыми глазами в роддоме, пока он решал её судьбу.

Он никогда не расскажет ей о том, что у него было желание её отставить.

Сейчас, вспоминая этот момент, хотелось позвать своего отца и прямо сказать: избей меня до бессознательности, чтобы я навсегда забыл тот миг, когда едва не совершил вторую ошибку, сожалея о первой.