— Папа, отстань-сбросила с себя его руки и опёрлась на стену, чтобы встать. — Нигде у меня не болит. Это я четыре километра на время бегала. Между прочим, пришла первой!
Мужчина поднялся с колен, отряхнул брюки и строго посмотрел на меня.
— Что, даже не скажешь ничего? — удивилась я, подбирая портфель с пола. Было обидно.
— А что тут говорить? Хвалить не буду. Ты прекрасно знаешь, что я запретил тебе что-то кому-то доказывать, если это не в твоих возможностях.
— Но я смогла! Я пришла первой!
— И едва не падаешь. Всё. Руки мыть и за стол. — он развернулся на носочках и, убрав руки в карманы, скрылся в кухне.
Я стояла и во мне горела обида. Я хотела, чтобы он меня похвалил, так старалась, чтобы получить от него хоть какую-то похвалу. А вместо этого он снова раздул из мухи слона, ещё и пристыдить смог!
Я решила, что больше он от меня этого не дождётся. У него больше не будет хоть малейшей зацепки, чтобы меня похвалить, ведь он так этим пренебрегает.
Сбросила обувь и ушла в комнату. Настроение было испорчено одной фразой. “Хвалить не буду. “
— Я как-то не по-русски дважды сказал? — мужчина довольно раздражённо спросил, перешагнув комнату минут через семь — Хорошо. Повторю в третий. Руки мыть и за стол. Сейчас же.
— Я не хочу есть. Я вообще больше ничего не хочу. Выйди и оставь меня.
— Опять ты начинаешь?! — отец злился. Смотреть на это было страшно, поэтому, для сохранения смелости, я смотрела на книжку полку. — Я тебе сколько раз говорил про твои истерики и обиды, а?! Либо ты СЕЙЧАС ЖЕ идёшь на кухню, либо можешь считать, что напросилась сама. Время на принятие правильного решения-три минуты.
Моя уверенность как-то резко пошатнулась и бастион обиды начал падать. Действительно, я совсем забыла о его вспыльчивости. И вот “напрашиваться” я как раз ни на что не собиралась. Только не сегодня и уж тем более не сейчас!
Соскочила со стула и едва не упала. Ноги не слабо так подводят после моего марафона. Надо было действительно плюнуть на это дело-кому-то что-то доказывать. Э-эх!
В дверях замерла. Папа стоял с одного края, но проходить мимо него я как-то опасалась.
— Прибавить ускорения? — спокойно спросил он, смотря на меня своими карими кострами. Я вздохнула, поравнялась с ним и тут же получила, чего опасалась: рука мужчины достаточно хлёстко шлёпнула мне по бедру. Я подпрыгнула и развернулась.
— Только ещё раз попробуй мне повозникать, одним ударом не отделаешься. Я тебе не ровесник, чтобы мне тут характер показывать, я отец, которого ты либо слушаешься, либо потом не жалуешься на последствия. Запомни это раз и навсегда. — он прошёл мимо. — Говорю четвёртый раз: руки мыть и за стол.
Я обиженно развернулась в сторону ванной комнаты. Вот как его понять? То: “доченька, у тебя не должно быть секретов от меня, я тебе самый близкий друг!”, то:” я тебе не ровесник!”. Он противоречит сам себе.
Отец сварил рыбный суп. Ненавижу рыбу. Особенно варёную.
И наверное это очень ясно отразилось на моём лице, потому что “повар” смерил меня испепеляющим взглядом. Я вздохнула и села есть.
— Так, а теперь рассказывай, как дела в школе? Что нового?
— Дела нормально. Всё по старому-буркнула, через силу глотая ложку за ложкой.
— Екатерина, что опять начинается? Хватит уже сегодня дурить.
— Я ответила так, как отвечают любому не ровеснику-выделив последние слова, отхлебнула бульон и подавилась, испугавшись громкого удара по столу.
— Хватит! Всё. Мне это надоело. Ну-ка вставай.
— Пап..
— Вставай, вставай. — он взял меня за локоть и вышиб табуретку из-под попы. — Вперёд. — за шею потащил меня по коридору.
Я сопротивлялась, но с ним мне не тягаться. В итоге меня всё же дотащили до неприметной двери и швыранули внутрь. Я рванула к закрывающейся на наружнюю щеколду двери и ударила по ней кулаком. Не открыть.
— Пап, Стой, не надо! Пожалуйста, открой! — я пинала дверь ногами что есть силы-папа, я темноты боюсь! Пожалуйста! — голос сорвался, потекли слёзы. Я действительно боюсь темноты и маленьких пустых комнат. А остаться взаперти в тёмной маленькой кладовой и подавно. — Пожалуйста! Я не буду больше, прости меня! Ну папа….
— Посидишь там часик-другой, может мозги на место встанут. Открою, когда посчитаю нужным. Думай над своим поведением — донеслось с той стороны и шаги стали удаляться. Я завыла.
Подобным образом меня наказывали не часто, и обычно только тогда, когда я папу конкретно доведу. Он прекрасно знал о моих страхах и не так давно придумал свой способ убить сразу двух зайцев: излечить меня от страха и наказать. Другими словами, когда я его выведу, он запирал меня в кладовке без света. Как и сейчас, я плакала, била ногами о стены комнаты и кричала. Просила меня простить. Выпустить. Обещала больше так не делать. Только ему было всё равно. До тех пор пока у меня не закончатся силы и я не усну из-за стресса где-нибудь около двери, где проникает тонкая полоска света. Тогда он открывает, и перетаскивает моё обессиленное тело на кровать в отцовской спальне. Я сплю, а он просто сидит рядом и смотрит на меня, как будто моё сонное лицо что-то может ему сказать.