Али перевёл взгляд на опущенную рыжекудрую голову.
Да, косноязычие — несомненный порок для одалиски, и понятно, отчего с ней особо не возились, иначе сейчас всё услышанное не стало бы для неё… ударом?
Могучий евнух был ещё не стар, но и не юнец, и повидал на своём веку немало простушек и распутниц, скромниц и девушек весьма смелого поведения. Эта… была скромницей. Но не простушкой. Сидела смурная, ведь явно, то, что услышала, ей не понравилось: но не бесилась и не рыдала, а думала, думала… Али такие нравились. Они заслуживали того, чтобы он потратил на них толику своего опыта.
Пожалуй, он и эту научит кое-чему. Не только для массажа привела её Айлин-ханум именно к нему. Умный негр без объяснений понял, что требуется от него нечто большее, чем просто разминание девичьих мышц, натруженных в танцах.
Её тело было сейчас абсолютно спящим. Девушки-северянки бывают и впрямь холодны, но и их можно пробудить. Они дольше разгораются, но уж потом, охваченные страстью, опаляют ею и мужчину. Он пробудит в ней не чувственность, но чувствительность, а далее — природа сама сделает своё дело.
И надо будет непременно обучить её массажу. Не такому, каким сам занимается, это занятие не для хрупких ручек. А вот пальцы у неё сильные, и, нежно воздействуя на особые точки, смогут довести мужчину до безумия. Или погрузить в сладостный сон, если женщине не захочется почему-то предаваться любовной игре…
Айлин-ханум права: даже раб иногда может сказать: «Всё — в моих руках».
«Всё в моих руках», — думала Ирис, в который раз воздевая к небесам эти самые руки, отягощённые «пыточными» браслетами. «И в ногах», — добавляла с горькой иронией, получая от наставницы полновесную оплеуху и, не удержавшись, плюхаясь на доски танцевального помоста. Ноги тоже бунтовали против кандалов. Казалось, и пятки, и косточки плюсны, и фаланги пальцев размякли настолько, что ступни сминались и отказывались служить твёрдой опорой телу. О-о, испытания вчерашнего дня по сравнению с этим бедствием казались безобидной разминкой!
— Вставай, — малость остыв, командовала Айлин. — Помни правило: танцевать до конца. Упала? Всё бывает. Но падай так, чтобы те, кто на тебя смотрят, подумали, что так и надо. Падай красиво. И поднимайся красиво, томно изогнувшись, не скрывая страдания, напротив — чуть переигрывай, чтобы спрятать настоящую боль, а она будет, как без неё. Если надо — пусти слезу, но тоже красиво. Вставай, Кекем… Не криви губы, будто у тебя зубы болят, улыбайся естественней! Молодец. Вставай же!
— Помни, никому нет дела, о чём ты думаешь и что испытываешь, — так говорила Айлин. — Повелитель при тебе может заниматься любовью с девами, потом может их же наказывать, они станут, разумеется, рыдать и умолять о пощаде — а тебе придётся всё это слушать, потому что воск в ушах лишь приглушает, но не перекрывает звуки. Слышать, улыбаться и продолжать танцевать с закрытыми глазами, иначе тебе эти глаза выжгут, если заподозрят, что ты видела запретное. Ты — кукла, которую запустили танцевать, и поэтому должна лишь танцевать, что бы рядом ни творилось. И при этом оставаться счастливой и незнающей.
— Помни, недеяние[A1] иногда бывает спасительным, хоть потом у тебя разорвётся сердце от собственного показного равнодушия. Но я насмотрелась, девочка, насмотрелась тут всего. Если ты видишь страдания, трижды подумай, прежде чем кидаться на помощь. Первый раз подумай — много ли ты сделаешь, ты, полное ничтожество? Второй — не будет ли от тебя больше помощи позже, от живой и ненаказанной? Третий — заслуживает ли тот, за которого ты вступаешься, помощи вообще? Вы, рыжие, непредсказуемы, порывисты, и часто не просчитываете последствий своих поступков. Танец поможет тебе воспитать себя, обуздать, научит заглядывать вперёд на много шагов. В нём своя мудрость, открывающаяся только избранным…
— Думаешь, зачем я тебе это говорю? Потому что ты одна из тех, для кого танец — это жизнь и свобода. Настоящая и будущая. Вставай, Кекем. Ты можешь.
…Когда тень от солнечных часов в гаремном саду достигла выложенной из цветной гальки арабской цифры «3», наставница, наконец, сжалилась. Отправила Кекем снова в хаммам, смывать пот, налипшую от падений пыль и сухую траву, обработать ссадины и растяжки. Та заснула прямо на массажном столе. Но когда её разбудили, потянувшись, приподнялась почти без боли в мышцах, чем заслужила удивлённые взгляды.
— Смотри-ка, Али, да ты творишь чудеса, — нервно рассмеялась Айлин, поражённая до глубины души. — Она даже не ойкнула, вставая. А я ведь нарочно её сегодня загоняла, чтобы проверить на выносливость, думала, живого места на ней не останется. Ничего, завтра уже легче будет… Да она и впрямь свежа, как молоденькая оранжевая тыковка!