— Что ж, джаным, настала и твоя пора пройти испытание в лекарском деле. Езжай без меня. Мыслями я с тобой, но хочу, чтобы сегодня ты справилась сама. Дай, благословлю тебя, во имя Аллаха…
Ей уже приходилось несколько раз присутствовать и даже помогать при родах. Поэтому сама Луноликая просила, чтобы в день родин ей помогала бывшая ученица, ибо сам эфенди не раз с одобрением отзывался о её лёгкой руке, чутье и невероятном умении как-то договариваться с женским организмом. Отчего-то в присутствии жены Аслан-бея вялотекущие схватки рожениц переходили в нормальные, или, напротив, ежели до её появления шли чересчур энергично — в меру ослабевали, и тогда важнейший для матери и дитяти процесс шёл в нужном ритме. Если детёныш лежал в материнском чреве неправильно, то даже без вмешательства Ирис, только при её советах, основанных на ощупывании чрева и интуиции, поворот плода осуществлялся повивальной бабкой легко и правильно. Но главное — роды не осложнялись ни разрывами, ни кровотечениями, ни возможными последующими горячками, от которых, говорят, в Европе умирала каждая третья роженица.
Ирис помчалась к Айлин-ханум. И в положенный срок сама — сама! — приняла у неё здорового, орущего во всю силу крошечных лёгких, мальчика, обтёрла, удивляясь горластости — крик новорожденного, как правило, больше похож на мяуканье, чем на вопли — и вручила оцепеневшему от счастья отцу. За мгновение до того, как попасть в руки родителя, младенец вдруг замолчал — и уставился на ту, что помогла ему явиться в мир, круглыми карими глазами, до того радостно и с таким жадным любопытством, что ей стало не по себе…
Но совсем скоро она услышала новую весть, скорбную, от которой побелел и переменился в лице Али-Мустафа, и помчалась домой, плакать над телом мужа, даже после смерти своей улыбающегося ей как прежде.
…Покидая ТопКапы и сиятельную подругу, она, поглядывая сквозь полупрозрачные занавеси портшеза, бросила взгляд на высохший Фонтан Палача, давно не источавший живительной влаги, и горько усмехнулась.
Однажды, несколько лет назад, уезжая отсюда в неизвестность, наивная одалиска, трепеща, загадала желание: вот бы покинуть гарем и оказаться в прекрасной сказочной стране, подальше отсюда, и хорошо бы не одной, а с живой и здоровой любимой нянюшкой Мэг… И вот теперь, совсем скоро её желание сбудется. Своё завещание дорогой эфенди озвучил ещё на самых первых занятиях, и с той поры Ирис твёрдо знала, с какой целью вкладываются в её рыжую голову бесценные знания не только по систематизации книг, но и по их содержанию, не только сведения о науках, дабы правильно сортировать и распределять свитки, но и сами эти науки… Не все, конечно, ибо, как любил повторять эфенди, невозможно объять бесконечность; но то, что давалось, Ирис удерживала в цепкой памяти навсегда. Боролась с собственной непоседливостью и неумением высидеть на одном месте более четверти часа, помногу вычитывала непонятные в книгах места, засыпала вопросами обожаемого Учителя, с его разрешения тайно присутствовала на многих учёных беседах, когда от долгой неподвижности при сидении за библиотечными шкафами затекало тело. Всё ради того, чтобы однажды выполнить волю названного отца. Не подвести. Чтобы вся Европа, весь мир за границами просвещённой Османии узнали о его мудрости и талантах.
… Пока портшез проплывал мимо Фонтана, она вспоминала себя, пятнадцатилетнюю, совершенно пустоголовую, как ей сейчас казалось, со смешными чаяньями и надеждами… Нет, под счастливой звездой родилась не только Анса-Ну-Рия. Есть где-то там, наверху, у Ирис свой небесный покровитель, добрый дух, Главная Фея или Ангел-хранитель, что отвращает от неё превратности судьбы и выстилает войлоком дорожку по жизни. Хоть и кажется иногда, что та усеяна терниями и битым стеклом.
А потом она вспомнила, что до сих пор не навестила Айлин и новорожденного. Лишь на похоронах увидела племянника мужа, но так и не справилась о здоровье супруги и нового наследника; бывший военачальник, нынешний руководитель Школы янычар, как старший мужчина рода, был занят печальными обязанностями распорядителя похорон, а Ирис… скорбела, о, как скорбела! Ей было не до расспросов. Ножом по сердцу резал вопль плакальщиц, особо старающихся по случаю проводов в мир иной великого и уважаемого всеми человека…