Мальчик заворожённо уставился на его стиснутый мощный кулак.
— Н-да. — Перехватив взгляд, король ободряюще улыбнулся и расслабил пальцы, встряхнув кистью. — Так о чём я? О нашем разговоре, как и о твоих замыслах, ты не должен говорить ни с кем, ни намеренно, ни случайно. Когда я говорю — «ни с кем», подразумеваю и самых доверенных лиц, и прислугу, последнюю особенно, ибо не всех мы знаем в лицо, а среди слуг, которые вездесущи, шпиона внедрить куда легче, чем заставить кого-то, равного по происхождению, втереться тебе в доверие… Понятно?
— Да, сир!
Его Величество половину короны отдал бы сейчас, чтобы услышать: «Да, отец!» Но, скрепя сердце, признал, что и без того немалого достиг: сын уже не избегает встреч, мало того: они теперь единомышленники!
А главное — он разрешил жениться на его матери!
Одобрил, значит…
Непременно надо разобраться с его учителями. Мэтр Оливье, говорите? Прекрасные игры для развития ума вы подкидываете будущему государю, надо отдать должное.
— Нам многое нужно обсудить, — сказал вслух. — Встретимся здесь же, вечером. А сейчас — я бы попросил, господин Анри, — он подмигнул, не теряя при этом официального тона. — Проведайте матушку и успокойте её. Пусть даже она немного пожурит вас за неподобающий вид, но на время забудет о наших разногласиях. Кстати, чем это вы занимались?
Анри смущённо покосился на почти оторванный рукав. Потёр ободранную щеку.
— Котёнка снимали с дерева. Ой, сейчас, наверное, Жилю влетит, он сестрёнку не удержал, а Мари за нами на дерево полезла и платье порвала… Девчонка, что поделать!
— Дело хоть того стоило? — серьёзно спросил король.
— А как же! Он такой тощий, грязный и красивый, непременно надо было спасти! Его Маркиз притащил, а сам куда-то делся, вот он и залез на дуб с перепугу, а слезть боялся.
— Тощий, грязный и красивый…
Оставалось только покачать головой.
Сын-то у него — настоящий мужчина!
— Маркиз зря воспитанников не набирает. Что ж, жду вас на этом же месте в шесть часов вечера, господин Анри.
— Слушаюсь, сир!
Вскочив, мальчик торопливо поклонился. И лишь сверкнули подошвы его крепких башмачков, испачканные влажным после дождя песком парковых дорожек.
Только теперь король прикрыл лицо ладонью, и с облегчением рассмеялся, сдержав рвущееся рыдание. Он и сам не понимал, как напряжён, пока внутри что-то не распрямилось, как разжатая пружина в часах-луковице… Анри, наконец, сделал шаг навстречу.
Внимание его привлекло робкое мяуканье. Бесшумно ступая серыми от грязи лапками, останавливаясь на каждом шажке, в беседку крался котёнок-подросток… Совершенно верно: «тощий, грязный и красивый». Бывший, по всей вероятности, от природы белым и когда-то пушистым. И с разноцветными глазами — жёлтым и голубым.
Присел от страха, когда громадный человек протянул к нему ручищу.
Но от большой ладони шло тепло и пахло чем-то вкусным. Неудивительно, ведь человек таскал с собой в кармане сахар и хлеб для своих любимцев на конюшне…
За пазухой у него было тепло и уютно.
— Пойдём со мной к матушке Денизе, — бухнуло над лохматой головой. — Она и накормит, и отмоет… Отвезу тебя в новый дом, большой и красивый… Ты случайно не Подарок Судьбы, а, парень?
И добавил совершенно непонятно:
— Назову-ка я тебя Фортунатом…
***
Милый, милый маленький Анри…
Ради него Аннет шла на всё. Если бы даже маркиз де Клематис оказался бы старым распутником и сластолюбцем — стерпела бы, лишь бы сын считался законнорожденным; но, хвала Всевышнему, её муж оказался настоящим рыцарем, добрым и чутким, пусть несколько взбалмошным, иногда позволяющим себе ребячьи выходки, иногда чересчур простодушным и доверчивым себе во вред. С последствиями его беспечности пришлось разбираться другим. Пусть не сразу, но со временем и ценой немалых трудов новоявленная маркиза поставила на место и обнаглевших соседей, «забывших» о тысячных долгах золотом, выклянченных когда-то под слёзные просьбы о помощи и клятвы о немедленной отдаче после поправки дел; и старост шести деревушек. Мужики, все, как на подбор, дюжие и здоровые, впадали в старческое слабоумие и старательно тупили при словах «работа», «налоги», «барщина». Плохо пришлось бы новой хозяйке, ибо особо наглые дворяне смеялись и намекали на неясное происхождение — правда, за спиной, в глаза всё же побаивались; а обленившиеся пейзане уже грозились взяться за вилы. Однако вовремя прибывшие с «Новой Энн» Джон и Одноглазый Хью быстро придали словам и действиям новой хозяйки вес и убедительность.