Его гость чуть не крякнул по-взрослому от досады. Слышал он в разговорах, что, мол, от любви люди глупеют, да всё не мог поверить. А тут — вот, пожалуйста! Только что был парень как парень, и разговаривал нормально, а сейчас — «губки», «носик»…» «Сердечко»… Ишь, напридумывал! Нет, Назар не дурак, ни за что не влюби…
Сморгнув, он уставился на отражение в миске.
Попробовал, как учил его Тук, смотреть не в упор, а как бы искоса, в стену, чтобы объект наблюдения прихватывался лишь боковым зрением.
И увидел…
От неожиданности у него спёрло дыхание.
Смешно взмахнув руками, он так и подпрыгнул на месте.
Видение на поверхности воды зарябило — и исчезло.
— Сердечком… — остолбенело прошептал Назар.
— Ну да! — подтвердил его новый знакомый.
— У неё вот тут… — мальчишка ткнул пальцем в скулу. — … родинка такая, с рисовое зёрнышко, да? И брови густые, почти в одну, да?
У него даже руки задрожали.
Получилось!
— Да погоди! — отстранился от трясшего за плечи Пьера, — погоди…
Зажмурился, поморгал.
Уставился в чашу с водой, с усердием, со страстным желанием увидеть снова…
Ничего.
Но заломило в висках, и отчего-то дрожь в руках усилилась, а свет от свечей, и без того тусклый, вдруг стал меркнуть… Потом в пальцы ткнулось что-то твёрдое, на ощупь — дерево… и стало легче.
Распятье. Невеликое, с ладонь величиной — такое здесь вешали на стены. Но исходила от него немеренная Сила. Что сразу привела в чувство неофита, испытавшего первое в жизни магическое истощение.
— Погодь, друг, — сказал он растеряно Пьеру. — Мне, кажись, того… дух надо перевести. Сам не пойму, как это вышло.
Нашёл в себе силы вернуть кипарисовый крест и покачать головой.
— Прости. Я и увидел-то её мельком. Только лицо, а где она — ничего не успел разглядеть.
Пьер разочарованно отшатнулся.
Но тотчас в глазах мелькнула сумасшедшая радость
— Живая! Ведь живая, да? Скажи только!
— Да вроде бы… Точно! — с уверенностью кивнул Назар. — Только и впрямь худа. И серая прям какая-то. То ли темно вокруг, то ли бледная… Прости, не разглядел.
Он опять схватился за голову.
Пьер кинул на него тоскливый взгляд. С трудом заставил себя сказать:
— Ничего. Главное — получилось. А что един раз удалось — повторить можно. Ты пока отдохни, брат, а потом, как силы вернутся, попробуешь ещё, да?
— Попробую! — твёрдо сказал Назар. — Я, кажись, запомнил кое-что. Вдругорядь легче пойдёт.
***
Просторный, заставленный шкафами с книгами, кабинет Председателя трибунала Инквизиции ничем не выдавал страшного титула своего хозяина. Мягко, даже как-то трепетно танцевали в камине языки пламени, бросая отблески на лица двоих, устроившихся напротив в удобных креслах, на отполированную солнцем и временем лозу, оплетающую массивную бутыль, на тёмное стекло; играли в бокалах, на треть наполненных душистым терпковатым вином, в бусинах чёток в руках гостя и на нагрудном кресте хозяина…
— Сама мысль свести слышащего и видящего не нова, брат. Но, насколько мне известно, полноценного обмена дарами ещё не наблюдалось. И всё же ты решился на очередной эксперимент?
Могучие плечи собеседника затряслись от добродушного смеха.
— Полно, брат, какой эксперимент? Желание подтолкнуть развивающийся дар одного — и помочь другому, не более. А ежели при этом два юных дарования поделятся способностями — хвала Всевышнему и провидению, что сводит людей вместе, и в местах, столь странных, как это.
— Ежели… — скептически отозвался первый, потерев щетинистый подбородок. — Но мне отчего-то слышится уверенность в твоём голосе, брат Тук. Словно ты отгораживаешься этим словом из одного опасения сглазить.
— Полно, брат Дитрих, я не суеверен. Просто допускаю определённый процент неудач в каждом опыте.
— Но этот ты заранее видишь успешным?
Брат Тук кивнул. С удовольствием пригубил старого Эстрейского, растёр на языке, насладился букетом…
— Есть у меня кое-какие мыслишки по этому поводу. Иной раз излишнее усердие не идёт на пользу, брат мой. Хотя, возможно, это всего лишь мои досужие домыслы… — Отставил бокал. — Но вот тебе факты: в предыдущих попытках обмена или возможного дележа способностей для проведения ритуалов приглашались весьма одарённые слышащие и видящие, так?
— Разумеется. — Дитрих настороженно кивнул.
— А почему?
— Ты не хуже моего знаешь причину. Даже в самых успешных попытках удавалось перенести от одного к другому лишь часть чуждой магии, какую-то кроху. И потому де-факто считается, что чем больше целое, тем большую долю от него удастся передать.