Пользуясь наушниками, он должен точно определить пеленг на маяк и при этом выдерживать скорость движения. Наблюдатель в это время, судя по моим ощущениям, немного расстроен, может быть, от сознания, что работы предстоит больше, чем он рассчитывал. Все, что ему остается, это вглядываться в мрак за бортом, помогая пилоту ориентироваться в обстановке, если тот отвлечется по какой-либо причине, а вообще-то главная обязанность наблюдателя обслуживать систему жизнеобеспечения для поддержания в отсеке приемлемых условий.
В эту ночь мы недолго искали кабель. Мы пересекли его еще до того, как вышли на пингер. Так обычно и бывает: аппарат, двигаясь к маяку, выходит на кабель, пересекая его под углом. Теперь остается только решить вопрос, в какую сторону двигаться по кабелю, чтобы прийти к месту работы. Каждый раз встреча с чем-то сделанным руками человека и лежащим на грунте в совершенно чуждой среде производит потрясающее впечатление. Печально, что в настоящее время океан засоряют даже далеко от берега.
В Северном море, например, дно почти сплошь усеяно мусором, продуктами жизнедеятельности человека. Здесь можно встретить практически все - от пивных банок до трубопроводного оборудования. Район Северной Атлантики, где мы работали, был совершенно не тронут загрязнением. Здесь очень редко встречаются подобные предметы.
Роджер погружался впервые после перерыва. У меня это было второе погружение, но все равно мне требовалось какое-то время для того, чтобы привыкнуть к новым условиям. Первые четыре часа Роджер манипулировал грунтососом, двигаясь вдоль кабеля, и внимательно следил за поведением "Пайсиса", сосредоточив в своих руках все управление аппаратом.
Мы остановились около 4 часов утра, выпили по чашке кофе и обсудили наши дальнейшие планы. После остановки наступила моя очередь сменить Роджера у пульта управления. Кабель в разных районах заглубляют по разному, в зависимости от грунта. Сейчас, например, мы двигались на запад, опускаясь по очень пологому склону. Грунт становился мягче, и поэтому размывать траншею под кабель становилось все легче. Секция телефонного кабеля, с которой мы работали, была армированной и довольно тяжелой. Очень приятно смотреть, как кабель проваливается в траншею, размытую водяной струей, и как сверху его заволакивает разжиженный ил.
Чтобы опустить кабель достаточно глубоко, планировалось прорыть траншею в три или четыре прохода аппарата. Постепенно каждый из нас приноравливается к работе, и мы направляем струю точно с правой стороны кабеля. Дно совершенно ровное, препятствий на пути нет, ил мягкий одним словом, условия работы прекрасные.
Все было хорошо до тех пор, пока мы не потерпели аварию на глубине 1650 футов. Несмотря на то что сама работа и постоянное напряжение - левая рука ведет аппарат, управляя двумя двигателями, а правая - направляет сопло грунтососа вдоль кабеля - утомляют, усталости не замечаешь. Но, после того как остановишься, передашь свои функции наблюдателю, а затем приляжешь в "углу" аппарата, чтобы отдохнуть, посмотришь на часы и вспомнишь, что на судне обеспечения все только просыпаются и скоро будет завтрак, только тогда начинаешь чувствовать усталость.
На этот раз нам надо было пройти как можно дальше на запад и заглубить кабель, уже зарытый в предыдущих трех проходах на глубину 12 дюймов.
Наши аккумуляторы разрядились, и перед всплытием, когда Роджер включил насос для откачки балласта, мы заметили, что впереди тяжелый армированный кабель поднимается над грунтом.
Было уже около 6.30 утра. Мы выключили насос, налили по чашке кофе, и Роджер прикончил свой последний бутерброд. Посоветовавшись, решили, что причина аномалии довольно простая: или неровность дна, или, может быть, какое-либо препятствие, пропущенное теми, кто укладывал кабель. Стрелка глубиномера показывала чуть больше 1700 футов, но было очень важно обнаружить аномалию в укладке кабеля и сообщить об этом следующему экипажу, чтобы он мог избежать неожиданностей при работе под водой.
Наконец кофе выпито, и мы, всматриваясь в иллюминаторы, медленно двинулись вперед. Не прошли мы и нескольких футов, как увидели на дне, в том месте, где провисал кабель, ложбину шириной около 20-25 футов. Двигаясь вперед вдоль пересекавшего ее кабеля, постепенно поднимающегося от дна все выше и выше, мы поняли, что здесь нас ожидает большая работа. Только размыв борта ложбины, можно будет уложить кабель, чтобы за него не зацепился трал. А здесь кабель, не прикрытый грунтом, был как бы специально подвешен для трала. Двигаясь вперед и назад вдоль ложбины, мы сделали видеозапись этого участка и, сообщив наверх о наших планах, начали с помощью сопла, зажатого в манипуляторе, подрезать ее восточный борт. Было около 8 утра, когда мы, пару раз пройдясь по этому борту, закончили работу. Зная, что на судне, уже объявлено о предстоящем всплытии нашего аппарата, мы сделали несколько видеозаписей последнего участка кабеля, оставили в этом месте пингер и двинулись в сторону. Эта незапланированная часть погружения отняла у нас только 45 минут, но далась она нам с большим трудом.
Выполняя все предыдущие часы монотонную работу на ровном и открытом участке, мы втянулись в нее, и последний этап утомил нас.
- Это задержит нас на несколько дней, сказал я Роджеру, имея в виду ложбину с провисшим кабелем. Какое-то время мы готовили аппарат к всплытию и вскоре, несмотря на 1700-футовую толщу воды, услышали по подводному телефону шум мотора подошедшей к нашему бую надувной лодки. Это означало, что с минуты на минуту мы получим разрешение на всплытие. Чтобы придать аппарату положительную плавучесть, Роджер начал перекачивать масло в мягкие забортные резервуары. Этой системой пользуются для всплытия с глубин более 250 футов. Сжатый воздух следует беречь для придания аппарату положительной плавучести на поверхности. Его целесообразно использовать при таком забортном давлении, когда для продувки цистерн главного балласта требуется лишь небольшая часть его запасов, содержащихся на борту аппарата. Поэтому аппарат спроектирован так, чтобы его надежное всплытие с больших глубин обеспечивалось с помощью уравнительной системы, то есть перекачкой масла в забортные мешки.
... Разрешение на всплытие наконец получено, и, так как предварительно мы перекачали достаточный объем масла из кормовой сферы, аппарат почти сразу оторвался от грунта и начал медленно подниматься к поверхности.
Мы понятия не имели о том, что творится наверху и что нас ожидает, так как довольно давно покинули поверхность, где была тогда легкая зыбь, не причинявшая нам особого беспокойства. Мы убрали все в своем отсеке и разделались с остатками пищи, оставив лишь половину бутерброда. На поверхности нас удивил свет. И хотя мы знали время, но психологически никак не могли настроиться на то, что новый день уже начался.
Всплыли мы в 9.18. Наверху было так светло, что нам казалось, будто мы видим преломленные в воде солнечные лучи. Дело в том, что, даже когда "Пайсис" находится на поверхности, его иллюминаторы все равно остаются под водой, и через них невозможно увидеть солнце.
Всего через полчаса нас ожидал настоящий завтрак, а сейчас мы зависели от судна обеспечения и самое большое, что могли пока себе позволить, это отдыхать и представлять себе яичницу с беконом.
"С возвращением!" - прозвучал из динамика голос Рольфа Хендерсона, руководителя нашего погружения. После этого он начал давать Роджеру указания, чтобы облегчить заведение на"Пайсис" буксирного конца с приближающегося к нам судна обеспечения.
Выполнение этих распоряжений требовало от пилота определенного внимания, так как рядом работали водолазы. Мы услышали, как к нам снова подошла надувная лодка "джемини", подтянувшая к аппарату буксирный конец. Потом мы слышали, как водолаз карабкался на аппарат и затем спрыгнул в воду заводить буксирный конец. Мы слышали голос моториста с "джемини", еле доносившийся к нам по радио, а потом руководитель погружения громко и ясно сказал: