Первое свое путешествие через Атлантику он совершил за год до этого, но, тогда все завершилось благополучно. Совершив рейд против португальцев, они в тот раз с капитаном Джоном Ловеллом устроили удачный налет и в Западной Африке, где взяли рабов, а потом продали многих из них вместе с добычей, захваченной у португальцев, испанским плантаторам. Но, во втором походе к берегам Американского континента им не повезло. Возле побережья Мексики в Сан Хуан де Улуа на них напала испанская эскадра. И англичане с трудом оторвались от преследования, потеряв все свои корабли, кроме двух. Правда, на одном из них шел Дрейк, благополучно избежавший смерти или плена. Вот только многие из тех, с кем он начинал свою морскую карьеру, погибли в сражении. И именно тогда Дрейк поклялся испанцам отомстить.
В тридцать лет, получив под свое командование два корабля, Френсис отправился на разведку к побережью Америки. На тщательные приготовления ушло два года. Но, удача оказалась на стороне англичан. Первая же атака на Панамский перешеек позволила захватить немало серебра и золота. Целый год в тот раз Дрейк вел против испанцев самую настоящую собственную войну, грабя их караваны не только в море, но и на суше. Трофеев оказалось столько, что все невозможно было взять с собой, потому часть сокровищ даже пришлось закопать. После этого он вернулся в Плимут уже очень богатым человеком, да и никто из его команды обделен не был. Вот только страсть к опасным морским приключениям снова не позволила Дрейку остаться в Англии надолго. К тому же, его потянуло и в политику. Поступив на службу к графу Эссекса, в тридцать пять лет Дрейк поучаствовал в войне английской короны, осадив со своей эскадрой ирландский остров Ратлин и проявив себя храбрым сторонником британской монархии, который лично способствовал капитуляции клана Макдоннелов.
После этого королева Елизавета Первая заметила Френсиса Дрейка и проявила к нему благосклонность. Официально наделив правом на каперство, она приказала Дрейку нанести по испанским колониям сокрушительный удар не только со стороны Атлантики, но и со стороны побережья Тихого океана. Чтобы реализовать этот план, Дрейк и начал готовить ту самую экспедицию, которая и привела его туда, где он сейчас лежал, не в силах встать после ранения в голову. Впрочем, он умел терпеть боль. Ведь нынешнее ранение было далеко не первым. На правой его щеке имелся шрам от попадания стрелы, а в левой ноге до сих пор сидела пуля от вражеской аркебузы.
Пройдя сквозь многие испытания, теряя друзей и близких, с годами Дрейк все больше делался нелюдимым и даже обедать в последнее время предпочитал в гордом одиночестве. А сердце его ожесточилось. Дома в Плимуте его ждала жена Мэри, но, он давно охладел к ней. Вот только внутри у него, пожалуй, не все еще зачерствело. Волшебный женский голос, который неожиданно зазвучал в помещении, где он лежал, заставил Дрейка встрепенуться. Ведь он никогда не слышал ничего, подобного этому пению, хотя сам регулярно пел псалмы вместе с капелланом «Золотой лани» Флетчером. Песня на незнакомом языке, слова которой он не понимал, тем не менее, завораживала раненого капера необыкновенной чувственной мелодией. И он очень жалел, что не может приподняться, чтобы увидеть такую восхитительную певицу.
Глава 17
Соломон Моисеевич Розенфельд, известный в Калифорнии русскоговорящий адвокат, защищающий интересы богачей, вкладывающих свои капиталы, вывезенные из России, в экономику США, накануне напился в компании профессора Квасницкого. Сначала они просто играли в шахматы и потягивали коктейли, сидя на мягких диванах верхнего салона-бара за отдельным столиком. Потом разговорились о жизни и перешли к коньяку, даже не заметив, как перебрали лишнего. Причем, Валентин Андреевич разоткровенничался и рассказал Шломе, как Соломона ласково называли друзья, что именно заставило его бросить практическую хирургию.
— Понимаешь, Шлома, операции на сердце требуют большой точности. А у меня начали трястись руки. И я не мог уже скрыть этого от коллег. Потому и перешел преподавать теорию на кафедру, как кардиолог с большим опытом. Вот только не для меня такое занятие. Не люблю я, как выяснилось, преподавать.
Квасницкий отхлебнул коньяк и добавил: