Но, могло, конечно, быть и совсем по-другому, если единственно верным окажется время, из которого выплыли пираты. Тогда всех ждет дикость окружающего мира эпохи великих географических открытий, еще недостаточно цивилизованного, не слишком развитого и очень опасного. Хотя, там шансов уцелеть, наверное, у них имелось даже больше, чем в будущем. Ведь ни пираты, ни регулярные военные флоты государств того времени не смогут противостоять вооружению советского эсминца. Да и мир в те времена еще не поделен окончательно между державами. Так что можно и свое собственное государство создать. Вот только придется тогда весь остаток жизни провести на войне против всех. Да и где брать ресурсы? Вот закончатся снаряды для артиллерии эсминца и исчерпается ресурс его механизмов, и что потом? Тоже перспектива довольно мрачная.
В конце концов, Соловьев решил пока не забивать себе голову тем, что еще не подтверждено фактами. Куда они все попали вскоре обнаружится, так или иначе. И зачем же заранее волноваться? Раз все это определено самой природой, то и изменить ничего нельзя. И будет именно то, что будет. С этими мыслями фаталиста Соловьев вместе с Розенфельдом и в присутствии двух понятых из советских матросов приступил к подсчету буржуйских бумажных денег, отпечатанных в будущем.
Оскорбленная Верой Дворжецкой-Кардамоновой Лаура поплелась обратно в сторону своей каюты. Обида переполняла ее и искала выхода. Вспомнив по дороге, что оба ее музыканта почему-то не явились вовремя ко времени начала концерта, она пошла устраивать им разнос, начав колотить своими маленькими кулачками в их дверь. Впрочем, стучалась она недолго, потому что дверь в каюту все-таки ей открыли довольно быстро. Но, выглядели музыканты совсем неважно. Глаза их ввалились, а лица, как будто, даже позеленели. Что гитарист Стас, что клавишник Гарик, оба едва держались на ногах. Блондин и шатен. Она ласково называла их Бивис и Баттхед, делясь заработками, заплатив за них долги и взяв с собой на яхту. А они в этот раз так здорово подвели ее!
Но, увидев жалостливый вид музыкантов, всякое желание ругать этих двоих парней у Лауры внезапно пропало. На ее вопрос, что же произошло, они ответили, что много часов промучились морской болезнью. Она с удовольствием осталась бы в их компании. Вот только они оба слыли убежденными холостяками и совсем не любили женщин, предпочитая досуг в обществе друг друга. И Лаура отлично знала об этой их особенности. Потому, пожелав им выздоровления до завтрашнего концерта, она все-таки пошла к себе, где кинулась на постель, долго рыдая в подушку. Певице было в этот момент очень грустно и одиноко, ей показалось, что ее песни совсем никому не нужны, да и сама она тоже никому не интересна.
Капитан второго ранга Павел Петрович Колесников уже второй час стоял свою ночную вахту, которую моряки называли «собачьей» за очень неудобное время от полуночи и до четырех часов утра, когда больше всего хочется спать. Но, за долгие годы службы Павел Петрович уже привык обходиться коротким сном, да и то с перерывами. Спал он урывками, проваливаясь в сон сразу же, как только голова касалась подушки, и почти никогда не видя снов. А если, что и снилось ему, то всегда нечто тревожное, вроде дней прошедшей войны или скандалов с бывшими женами. И четырех или пяти часов сна в сутки его немолодому уже организму явно не хватало. Возможно, по этой причине, он в последнее время страдал мигренями.
Боль в голове нарастала по мере усталости, пульсировала в висках, затрудняя восприятие окружающей обстановки, и усиливалась, например, при быстром подъеме по трапу или в душном помещении. А таблетки анальгина, которые посоветовал ему врач, против этого недуга почему-то помогали далеко не всегда. Но, боль немного отпускала на свежем воздухе. Потому все больше времени командир эсминца проводил не внутри рубки, а на открытых крыльях ходового мостика, думая в эти моменты о том, что адмиралы, наверное, все-таки правы, решив списать его на заслуженный отдых.
Погода улучшалась. Океан окончательно успокоился. Волнение уменьшилось вовсе до показателей почти полного штиля. Правда, с неба, затянутого сплошной облачностью, по-прежнему моросил небольшой дождь. Но, теперь он не сопровождался ветром и сделался теплым, словно бы совсем летним. Да и ночной воздух казался каким-то душноватым. Прохлады, характерной для северных широт в октябре, не было и в помине. После того, как «Богиня» вновь обрела возможность двигаться, Колесников приказал ей следовать в кильватере эсминца.