Дома папа обрабатывает фильм — завтра он должен сдать очередную партию. Я все время верчусь рядом, и когда он заканчивает, выпрашиваю, как всегда, вырезанные куски. Папа устал, он разрешает мне самому их собрать. Но на этот раз вместе с кусками я потихоньку переписываю себе и то, что осталось от фильма. Этот фильм я недавно смотрел вместе с папой. Там про медведя, которого пытались поймать охотники, но потом отказались от этого, потому что медведь оказался умнее и добрее людей — он пожалел и отпустил одного из охотников, когда тот оказался без оружия, и медведь мог запросто его задрать. Ну, это вкратце — то, что осталось после папиной обработки, а на самом деле там показывают всю жизнь этого медведя, еще с того времени, как он был медвежонком, и погибла его мама. Там мало говорят, но очень интересно смотреть про приключения этого медведя. Там даже показывают, что ему снится.
Я не могу дождаться вечера — кажется, что время действительно идет очень медленно. Но вот наконец я ужинаю и ухожу в свою комнату. Там я тушу свет и жду, стараясь не заснуть. И когда мамин и папин голоса затихают, я принимаюсь за дело. Дело очень трудное — мне надо вставить все куски фильма на место, так, как они были. Я долго вожусь, уже ночь, но спать мне совсем не хочется. Некоторые куски никак не хотят становиться на место, я просто забыл, где они были. Но наконец вставляю и их, не знаю, правильно ли. В следующий раз (если он будет, ведь наверняка мне здорово влетит, и больше фильмы смотреть не разрешат) надо будет все кусочки пронумеровать.
Закончив, я потихоньку крадусь в гостиную, где на полочке папа оставляет диски с фильмами, и просто меняю диск в коробочке с медведем. Теперь можно идти спать. Возвращаясь к себе, замечаю, что за небо за окном уже светлеет.
Всю следующую неделю я с волнением жду — фильм должны показать по телевизору в субботу. Мне хочется, чтобы скорее показали — интересно, что будет? Но и страшно. Ведь когда заметят, что я натворил… И еще я только сейчас подумал о папе — могут подумать, что он не выполнил свою работу. От этого еще страшнее. Но дело сделано, ничего уже не изменишь…
И вот — суббота. Папа с мамой собираются ехать в магазин за продуктами. Я уговариваю маму посмотреть про мишку, а поехать потом.
— Сколько фильм идет? — спрашивает она.
— Минут пятнадцать, — отвечает папа.
А фильм уже начался.
— Ладно, — соглашается мама. — Очень уж медведик симпатичный.
И она присаживается на диван, уже одетая, с кошельком в руках.
Проходит пятнадцать минут. Потом еще пятнадцать. Я нарочно все время поглядываю на часы. Но мама словно забыла и о времени, и о магазине. А папа хмурит брови. Я вижу, как по его лицу, очень быстро сменяя друг друга, пробегают мысли. Его лицо настолько выразительно, что я прямо могу их читать. «Я не сократил фильм» — «Но я же отлично помню…» — «Почему-то решили показать целый» — «Нет, не могли» — «Не может быть…» — «Несносный ребенок!» Тут он смотрит на меня так, будто собирается устроить мне хорошую взбучку, хотя никогда даже пальцем меня не трогал. И через секунду — новое выражение, и я читаю следующую мысль: «Как же я сам не додумался? Давно надо было…»
А я представляю себе, как во многих домах люди вот так же сидят сейчас перед экраном телевизора, переживают за медведя, и совершенно не думают, что надо куда-то бежать, что-то покупать, что времени в обрез, и чего-то они не успеют…
Наутро я просыпаюсь от какого-то необычного шума в квартире. Я слышу взволнованные голоса мамы, папы, и, кажется, бабушки. Я одеваюсь и выхожу в гостиную. Действительно, бабушка здесь, и все галдят, перебивают друг друга, переключают телевизор с одного канала на другой.
— Надо еще раз послушать!
— Скоро новости по первому. Но я утром сама слышала по радио.
— Нет, не может быть! Как это могло случиться? И есть ли надежда…?
— Тсс! Слушайте! — папа тыкает пальцем в экран, где дядечка собирается рассказывать новости. И вид у этого дядечки такой, как будто он сейчас взорвется, если не скажет всему миру чего-то важного.
И когда он начинает говорить, я уже знаю, что произошло. И от радости начинаю носиться по квартире, как сумасшедший. Только обрывки фраз долетают до моих ушей.
— Зарегистрировали… восемнадцатого апреля… шестнадцать часов и сорок три минуты… на девятнадцать минут больше…
Я врезаюсь во что-то мягкое. Это бабушка ловит меня.
— И что ты носишься, дурачок? — Она наклоняется ко мне и шепчет: — Я видела фильм…
И ее глаза сияют.
А я думаю о том, как будет хорошо, когда мне не надо будет учиться быстро думать, и когда мама пойдет со мной в парк, и когда мы поедем в гости к моим настоящим бабушкам… А еще, когда время вернется, у меня будет собака…