Позволю себе начать издалека, ибо не рискую вслед за классиком, о коем еще зайдет у нас речь, предположить, будто многие из читателей этих строк родились или блистали на брегах Невы [424].
Ингрия, Ингерманландия, Ижорская земля, Водская пятина — каких только имен не носили в прошлом обширные лесистые территории, раскинувшиеся по берегам Невы и юго-западному Приладожью… Первыми, судя по всему, появились здесь угро-финские племена ижорцев [425]. Было это в те давние времена, когда еще не сформировалась разветвленная Невская дельта, и река единым мощным потоком вливалась в Финский залив, который также был заметно шире и глубже (тогдашние береговые террасы прекрасно прослеживаются по сей день). Еще Нестор-летописец, говоря о пути из варяг в греки, упоминал, что великое озеро Нево широким устьем выходит к Варяжскому морю. Иные палеогеографы утверждают даже, будто еще Рёрих Ютландский, направляясь в 862 году в Ладогу, чтобы там стать Рюриком Русским, поднимался вверх именно по такой Неве… Но вернемся к нашим ижорцам. Впоследствии к ним присоединилось еще одно из прибалтийско-финских племен — водь, осевшее преимущественно по южному берегу Финского залива. Селились тут и корелы — в основном по правому берегу реки. Вслед за ними в Ингрию мало-помалу начали проникать славяне [426].
Начиная с VIII века здесь появляются и викинги-норманны — выходцы из Скандинавии, коих местные финские племена (а вслед за ними — и соседи-славяне) стали называть ruotsi [427]. Раскопки Е.А. Рябинина, проводившиеся в 1973—1985 годах в Старой Ладоге, на левом берегу реки Волхова, позволили методом дендрохронологии датировать возникновение здесь первого средневекового города, основанного скандинавами — поселения, впоследствии получившего название Альдейгьюборг, т.е. Город на Нижней реке; позже, переиначив на свой лад, славяне нарекли его Ладогой, а при Петре I он в 1704 году был переименован в Старую Ладогу. Так вот, бревна для первых построек там были срублены в 753 году — за век с лишним до призвания Рюрика. Альдейгьюборг занял важное место в пределах освоенного викингами пространства, протянувшегося от Балтики до Урала и Черного моря: вся эта огромная территория уже в древнейших памятниках скандинавской литературы получила название Svitjod hin mikla — Великая Швеция.
Вернемся, однако, в Ингерманландские края. Места здешние для земледелия были пригодны не слишком, хотя рожь и ячмень тут все-таки сеяли; зато охота — богатая, река и озеро — щедры на уловы, да и скотина могла пастись привольно, одаряя молоком, сметаной, маслом, сыром. Тем и кормились, и подати платили.
Помимо местного населения, ввиду малочисленности жившего, похоже, более или менее мирно и бесконфликтно, на Ингерманландию претендовали все кому не лень: «исконно своей» почитали ее Господин Великий Новгород и — позже — государи московские; однако шведы и Ливонский орден придерживались тик-в-тик такой же точки зрения. Оно и неудивительно: пусть сам по себе край и не больно-то богат, но оседлавший Неву контролирует Балтийско-Черноморский и Балтийско-Каспийский торговые пути, что сулит уже доходы куда как серьезные [428].
Понятно, что в Ингрии то и дело происходили пограничные стычки, столкновения, конфликты — иногда скорее символические, обозначавшие присутствие и демонстрировавшие силу, а порою и весьма кровопролитные. Так, например, за сорок лет — с 1283 по 1323 год — новгородская летопись отмечает пятнадцать вооруженных столкновений только со шведами. Но тем не менее всерьез осваивать край ни у кого не было ни сил, ни, похоже, желания: это было целиком и полностью отдано на откуп местному населению, вынужденному вдобавок платить подати то тем, то другим, а временами — тем и другим одновременно.
Война крепостей.
Действие первое — Ландскруна
В начале XIV века ингерманландское соперничество вылилось в процесс, который можно назвать вялотекущей войной крепостей. Начали ее шведы.
В первые дни июня 1300 года, сразу же после праздника Святой Троицы, их флотилия [429], поднявшись по Неве, бросила якоря у правого берега возле устья одного из притоков — куда более полноводной, чем сейчас, и потому на значительном протяжении судоходной речки Охты [430] Высадившиеся на берег солдаты и рабочие команды споро взялись за дело. Прежде всего был прокопан широкий и глубокий ров, соединивший Неву с Охтой. На образовавшемся треугольном острове, достигавшем почти километра в длину, незамедлительно началось возведение крепости, названной Ландскруна (то есть Земной венец), — вскоре уже поднялись мощные бревенчатые куртины и восемь квадратных башен, которые тут же стали обносить каменными стенами. Под защитой крепостной артиллерии была в считанные недели выстроена торговая гавань со всеми положенными причалами, портовыми магазинами, складами, судоремонтными мастерскими и так далее. Место было чрезвычайно удобное — ширина Охты близ устья достигала 80 м, а глубина позволяла кораблям приставать прямо к берегу, чтобы швартоваться «борт к борту и штевень к штевню».
Рядом, как всегда происходит в подобных случаях, сам собою начал формироваться город.
Предпринято все это было по воле короля Биргера Магнуссона — внука того ярла Биргера, с которым неподалеку отсюда, только на противоположном берегу, подле впадения в Неву левого притока, Ижоры, вел переговоры князь Александр Ярославич (событие, вошедшее в историю под именем Невской битвы, о которой уже шла речь в главе, посвященной Александру Невскому). Прямым же исполнителем монаршей воли (и похоже, вдохновителем всей затеи) являлся Торгильс Кнутссон.
О происхождении этого талантливого полководца и мудрого государственного деятеля почти ничего не известно — документы впервые упоминают его имя в 1281 году. Шесть лет спустя он был возведен в рыцари, а еще через год стал маршалом, получив высшее из шведских воинских званий. После своего возвышения Торгильс сумел прекратить междоусобицы и добиться того, что в стране — впервые за многие годы — установился гражданский мир. В «Хронике Эрика» говорится:
424
Название это финского происхождения и означает «топь», «трясина», «затопленное место». Раньше (например, в «Повести временных лет») под ним подразумевали и Ладожское озеро.
426
Именно здесь, по мнению финского историка Хейкки Лескинена, сформировались водский, а возможно, также и ижорский языки. Предки води и ижорцев селились и на южном берегу Ладожского озера близ устья Волхова, который они называли Alode-jogi, т.е. Нижняя река; позднее это название преобразовалось в скандинавское Aldeigja, а затем и в славянское Ладога. Отсюда и название озера, окончательно закрепившееся за ним лишь в начале XIII века. На берегах Волхова финские племена соседствовали с славянскими — словенами и кривичами, которые тоже упоминает «Повесть временных лет» и которые поселились здесь не позднее VIII века.
427
428
Тут стоить заметить, что наиболее прибыльным промыслом считалось у ингерманландских жителей лоцманское дело — фарватер широкой и полноводной, но вместе с тем и достаточно капризной, местами порожистой реки был непрост, и знать его надо было до тонкостей. Владельцы же торговых судов платили щедро — и деньгами, и товаром. Плата эта, замечу, с давних времен строго регламентировалась — договором 1270 года, например, лоцманам разрешалось брать с купцов «то, что брали издавна, но не более».
429
В «Хронике Эрика» говорится, что в походе участвовало 1100 кораблей; но это, конечно, поэтическое преувеличение, и как минимум — на порядок.
430
Правда, многознающий Михаил Иванович Пыляев (1842—1899) в своем «Старом Петербурге» пишет, что Ландскруна была основана «не на месте, где теперь стоит Александро-Невская лавра», однако ни на какие источники при этом не ссылается, и его точку зрения не разделяет никто из историков.