Такая вот история, героическим в которой было только поведение моряков — и тонущего теплохода, и эсминца «Леве»…
Или вот инакобывшее.
Тут можно было бы рассказать, покушаясь для разнообразия на классические античные мифы, что в действительности кроется за единоборством Тесея с Минотавром, или с кем и почему воевали ахейские герои под Троей.
А какой сюжет являет собой Куликовская битва, в которой верные вассальному долгу русские полки сражались, между прочим, отнюдь не за свержение татаро-монгольского ига, а за воцарение в Золотой Орде чингизида, законного хана Тохтамыша, вместо подлого узурпатора темника Мамая. Самое же интересное — как просматривается за этой ситуацией фигура кукловода, самаркандского Железного Хромца. (О походах Тамерлана на Русь вообще мало кто знает, и многие удивляются, услышав, что Тимур захватывал такой исконно русский город, как Елец).
Хотелось бы рассказать и о Четвертом крестовом походе, объявленном в 1198 году и состоявшемся в 1202—1204 годах. Вместо освобождения Гроба Господня он ознаменовался печально знаменитым взятием Константинополя 11—13 апреля 1204 года, которое завершилось великими грабежами и резней. Событие это не забыто и не отболело по сей день: не случайно же папа римский Иоанн-Павел II во время визита в Стамбул от лица католической церкви принес извинения жителям города и страны за учиненные восемь столетий назад зверства. Согласно устойчивому историческому мифу этот печальный итог предприятия, изначально преследовавшего совершенно иные цели, приписывают интригам Венеции и ее престарелого дожа Энрико Дандоло (ок. 1108—1205) [454]. Именно он, как утверждает, например, «Российский энциклопедический словарь», «…добился изменения направления Четвертого крестового похода (в Византию вместо Египта)». Разумеется, так оно и было. Но почему же крестоносцы, в ходе первых трех походов взаимодействовавшие с Восточной Римской империей достаточно мирно [455], на этот раз изменили своему правилу? Да, трения случались и раньше, однако столь небывалая резня! Впрочем, моральное оправдание у крестоносцев все-таки было, хотя в большинстве своем историки о нем стыдливо умалчивают. А стоило бы поговорить — и всерьез.
Да и о подлинных причинах трагедии знаменитого каравана «PQ-17» поговорить хотелось бы. Ведь история эта, описанная в «Корабле его величества “Улисс”» Алистера Маклина и «Реквиеме каравану “PQ-17”» Валентина Пикуля и нескольких кино— и телефильмах (в том числе и весьма неплохих), превратилась в миф, не только воспевающий героизм военных и гражданских моряков, но и обвиняющий в тупости лордов Британского Адмиралтейства. На самом же деле все было куда сложнее…
Словом, поле деятельности необозримое, но в одну-то книгу все никак не втиснешь, не зря же говаривал Козьма Прутков, что никто необъятного объять не может. Остается надеяться, что выпадет еще случай к этим (и многим другим) сюжетам вернуться. Посмотрим…
Однако и того, о чем я рассказал, для иллюстрации главных тезисов довольно.
Прежде всего, древние греки не зря отнесли историю к области искусства, ибо сколь угодно достоверные факты так или иначе нуждаются в осмыслении и толковании, а здесь мы неизбежно вступаем в область, граничащую с литературным творчеством. Недаром же так много серьезных историков и археологов оказывались одновременно и блестящими писателями (иной раз случалось и наоборот). Обращаясь к истории, всегда приходится для начала разбираться, с чем сейчас имеешь дело: с подлинной ли реальностью минувшего или с обманчивой (но и заманчивой!) иллюзорностью мифа.
Во-вторых, нужно быть предельно осторожным в любых выводах, чтобы не противопоставить старому мифу новый — слишком уж часто получалось: просто менялся знак, и плохие становились хорошими, герои — злодеями, но сама структура мифа оттого нимало не страдала. Именно так, к сожалению, произошло у нас при переоценке советского периода в начале девяностых годов прошлого века… Сейчас снова намечается очередное перемещение полюсов, хотя к пониманию истории оно, боюсь, ничуть не приблизит.
И наконец, самое главное.
История — это не только общественные процессы, прогрессы, войны и революции. Это всегда люди. Люди, бывшие некогда живыми, а теперь приобщившиеся, как принято говорить, к большинству. Они жили, как хотели, как умели и как могли. И теперь, полагаю, им наши суждения и наш суд глубоко безразличны.
А нам?
Сотню лет назад религиозный мыслитель (справочники нередко добавляют еще и словечко «утопист») Николай Федорович Федоров [456] (1828—1903) в своей «Философии общего дела» сформулировал идею всеобщего воскрешения всех умерших [457] как главной цели человечества. Не знаю. По мне, так оно по отношению к предкам жестоко было бы — из вечного покоя да в нашу реальность, пусть даже реальность грядущую… Но вот посильно воскрешать их в памяти, пытаясь воздать каждому должное, — другое дело. Однако если и с позиции судьи, то лишь по Анатолю Франсу: «В свидетели и судьи дайте людям иронию и сострадание». Эта задача представляется непременным условием существования рода людского. Человек Разумный — он ведь прежде всего Человек Памятливый. Не зря же греки (опять они!) сделали матерью муз именно богиню памяти, Мнемозину. Ибо пока мы помним предков — они подлинно бессмертны.
И наверное, совершенно неважно, что заставляет нас вспоминать и думать: притягательность исторической науки или завораживающее сияние мифов.
Да вот беда: отчего-то я никогда не любил жемчуг (может, по той причине, что мой камень — темный дымчатый раух-топаз…). Оттого, может, и покушаюсь на переливчатые жемчуга Клио. Но больше все-таки потому, что слишком хочется знать, вокруг какого зерна истины эти перлы образовались. Ведь стремление знать истину — первая заповедь всех, кто служит Клио. Правда, иной раз результатом поиска истины оказываются лишь «мифы и заблуждения, которые мы с превеликим трудом сумели выставить против прежних», на что сетовал еще Поль Валери.
Надеюсь, мне удалось избежать этого. Впрочем, кто знает?
454
Не зря же эмблемой Венеции является лев святого Марка — вывезенный из Константинополя трофей, а в просторечии — предмет вопиющего грабежа. Случай, правда, не уникальный — вспомните врата новгородского храма святой Софии, похищенные из разграбленной и уничтоженной Сигтуны…
455
В частности, во время Первого крестового похода 1096—1109 гг., (вождями которого были Готфрид Бульонский, граф Раймунд Тулузский и другие) крестоносцы, после недолгой осады взяв 19 июня 1097 г. принадлежавший тогда туркам город Никею, передали ее византийцам.
456
Оказавший кстати, огромное влияние на Константина Эдуардовича Циолковского, с одной стороны, и на американского фантаста Филипа Жозе Фармера, который написал свой «Мир Реки» под впечатлением федоровских идей, с другой.
457
По его выражению, «отцов». Блистательный и велемудрый философ и публицист Борис Парамонов несомненно усмотрел бы здесь гомосексуальную ориентацию, хотя скорее всего — это просто традиционная метафора. Не случайно существует устойчивое выражение: «За грехи отцов», — не поминающее при этом матерей, хотя вряд ли все последние были совсем уж без греха.