Невзирая на всю сослагательность, предположение это не может не греть душу шотландцам. Но нам, остальным, важнее другое – извлечь из густой шекспировской тени подлинное лицо человека, которого по праву называли не узурпатором-убийцей, а Макбетом Благословенным. Ей-богу, хотя бы такую малость он заслужил.
Совсем недавно в связи с предстоящим в 2005 году тысячелетием со дня рождения Макбета группа из двадцати депутатов шотландского парламента выступила с настоятельным требованием очистить память великого короля, оболганного Шекспиром (и, как мы с вами знаем, не только Бардом, но и Рафаэлем Холиншедом, и Гектором Боэцием, и многими поколениями их последователей).
Начинание, конечно, благое. Но как вы думаете, сможет оно сколько-нибудь преуспеть?
Лично я уверен в обратном – увы, против сложившегося мифа бессилен даже парламентский билль…
Глава 4.
Единственная любовь Синей Бороды
О пресловутой личности, в просторечии именуемой Синей Бородой, высказывались мнения самые различные, самые странные и самые ошибочные. <…>
Я знаю, эта попытка реабилитации будет встречена молчанием и предана забвению. Разве может бесстрастная голая правда восторжествовать над обманчивым очарованием лжи?
Чернокнижник и душегуб
Сказку о Синей Бороде в детстве читали все. А позже, в школьные годы, все узнавали о Жанне д’Арк и ее патриотических деяниях. Но мало кому приходило в голову, что эти двое – соотечественники и современники. А уж о том, что их связывало друг с другом, не задумывался, наверное, почти никто…
Но – по порядку.
Вынесенные в подзаголовок слова – едва ли не самые мягкие из характеристик Жиля де Лаваля, члена одного из знатнейших родов страны – семейства Монморанси, барона [105] де Рэ, сеньора де Блезона, Шемийе, Ла Мот-Ашара и проч. [106], первого барона и предводителя дворянства герцогства Бретань, а также маршала Франции, благодаря женитьбе ставшего вдобавок свойственником короля Карла VII. По крайней мере, так обстоит дело на страницах хроник, созданных позже второй половины XV века. И даже в середине прошлого столетия Хейзинга [107], уж на что великий знаток эпохи, а все равно в своей «Осени Средневековья» не называет Жиля де Рэ иначе как «чудовищем». А с тех пор как около 1660 года Шарль Перро сделал его прототипом своего персонажа – Синей Бороды [108], этим именем вот уже более трех столетий пугают детей, современные же феминистки усматривают в нем чуть ли не основоположника мужского шовинизма и сексплуатации.
Кстати, именно Перро, дабы ввести в сюжет романтическое начало, представил Синюю Бороду женоубийцей. В действительности же 26 октября 1440 года исторического Жиля де Рэ сожгли на мосту в Нанте за убиение в ритуальных целях 140 христианских детей, а также за сношения со врагом рода человеческого, коему маршал якобы продал душу в обмен на секрет философского камня, обладающего способностью обращать в золото ртуть и свинец (всего обвинительное заключение включало сорок девять пунктов!). Да и пресловутая синяя борода также целиком и полностью на совести сказочника – факт, лишний раз доказывающий, сколь важна литератору филологическая точность: в XIV–XV веках синебородыми называли тех, о ком сегодня говорят: «выбрит до синевы» или «итальянская синева на щеках» (замечу кстати, что итальянцы среди предков барона имелись).
До 1439 года Жиль де Рэ числился в героях отечества – стремительно возвышающийся военачальник из числа друзей дофина [109]. Те же хронисты, что потом не жалели для него черной краски, поначалу рисовали куда как привлекательный портрет… Неужели же облик этот являлся лишь обманчивой личиной? Многие уверовали, будто так оно и было. Многие разделяют эту веру поныне. И мало кому приходит в голову заинтересоваться, каким же образом произошла в одночасье столь разительная перемена.
Разумеется, Жиль де Рэ вовсе не был святым [110]. Хладнокровный и расчетливый в бою, умелый солдат и талантливый стратег (уж не сказались ли гены предка, Бертрана дю Геклена [111]?), в жизни барон бывал и вспыльчив, и скор на расправу. Мягкий с друзьями, он мог оказаться равнодушен и даже жесток [112]. В то же время он никогда не опускался до обмана; кодекс рыцарской чести действительно являлся для него законом; и, наконец, он умел любить – любить преданно, беззаветно и безоглядно. А предметом его высокой страсти была Орлеанская Дева.
К ней и перейдем – сперва к личности легендарной, а затем и к подлинной.
Легенда о пастушке из Домреми
Очевидно, для начала следует ее напомнить – хотя бы в самых общих чертах.
Жанна д’Арк, какой предстает она со страниц учебников (причем не суть важно, французских, русских или бразильских – они, увы, повсюду одинаковы), родилась между 1831 и 1843 годами под пером Жюля Мишле [113], занимавшего тогда пост директора Национального архива. На страницах своей шеститомной «Истории Франции» он нарисовал образ, представлявшийся ему, демократу, романтику и патриоту, идеальным, – именно этот черно-белый идеал (а вовсе не реальная Дева Франции!) решением Римской курии был причислен к лику святых. Выглядел он – с некоторыми более поздними добавлениями – примерно так.
Шла Столетняя война. Когда поражение казалось уже неизбежным, явилась Жанна: вознамерившись изгнать англичан, Дочь народа увлекла французов за собой.
Родилась она в деревушке Домреми, неподалеку от границы Лотарингии и Шампани – в местах, жители которых традиционно поддерживали арманьяков [114]. Пользуясь смутой, на эти края постоянно совершали грабительские набеги не только бургиньоны, но и немцы, отчего впечатлительной девушке нередко приходилось видеть окровавленными своих братьев и односельчан. Дочь пахаря Жака д’Арка и супруги его, Изабеллы д’Арк (в девичестве де Вутон, за оливковый цвет лица получившей прозвище Роме, то есть Римлянка), Жанна была рослой, сильной и выносливой девушкой, отличавшейся набожностью, трудолюбием и простодушием. С детских лет она видела вокруг бедствия народные и, как признавалась потом, ее «змеею жалила в сердце скорбь о несчастьях милой Франции». В тринадцать лет она впервые услыхала «голоса», повелевшие ей спасти отечество. Поначалу эти видения испугали девушку, ибо подобное назначение, казалось, намного превосходило ее силы. Однако постепенно она сжилась с этой мыслью.
105
106
А вот полный перечень владений Жиля де Рэ, наглядно свидетельствующий, что он был не только знатен но и несметно богат. По отцовской линии ему достались помимо трех упомянутых выше имения Амбриер, Сент-Обен-де-Фос-Лувен; по материнской он унаследовал Бриоле, Шантосе, Энгранд, Ла-Бенат, Ле-Лору-Ботро, Сенеше, Бурнеф и Ла-Вульт; наконец, благодаря женитьбе он стал обладателем Тиффожа, Пузожа, Шабанэ, Гонфоланка, Савенэ, Ламбера, Грэс-сюр-Мэна и Шато-Морана. Мало кто из сеньоров Франции (и не только Франции!) мог с ним тягаться.
107
108
Справедливости ради замечу, что под пером множества исследователей в кандидатах в прообразы Синей бороды побывали многие: англичане – король Генрих VIII Тюдор и лорд Уильям Даррелл по прозвищу Свирепый; наш соотечественник Иван IV Грозный; португальский аристократ граф Мануэль Гоши; римский дворянин Франческо Ченчи; французский дворянин Бернар де Монрагу, а также едва ли не все мужские представители славного флорентийского рода Медичи. Но все-таки подавляющее большинство историков и литературоведов сходятся на том, что прототипом Синей Бороды послужил именно барон Жиль де Рэ.
109
110
Впрочем, в истории человечества не сыскать воителя кроткого и смиренного – за исключением, говорят, индийского царя Ашоки, да и тот не родился, но стал миротворцем, пережив душевное потрясение как раз на поле битвы.
111
112
Современники утверждают, что барон без малейших угрызений вешал пленников, неспособных заплатить подобающего выкупа; справедливости ради замечу, что на эти его поступки, нимало не протестуя, взирала Жанна д’Арк, причисленная впоследствии, 9 мая 1920 года, к лику святых.
113
114