И ради обретения заветной короны Ричард намерен «в жестокости сирену превзойти, в коварстве ж – самого Макиавелли», причем с успехом претворяет свои намерения в жизнь, для чего из человека, пусть даже уродливого и злобного, мало-помалу превращается в зримый символ чистейшего, рафинированного Зла. Зла с большой буквы. Зла извечного. Такого, какое можно встретить лишь на сцене, но никак не в жизни.
И потому не стоит удивляться, что реальный Ричард III был совсем иным.
Ричард реальный
Прежде всего, он не был уродом. Невысокий, хрупкий, – не то что красавец Эдуард, его старший брат, прозванный «шесть футов мужской красоты», – он отличался, однако, большой физической силой, был прирожденным наездником и искусным бойцом. Ни горба, ни сухой руки[151] – изо всех описанных выше черт правдива лишь одна: изможденное лицо. Или, точнее, бесконечно усталое, каким он кажется на прижизненном, судя по всему, портрете кисти неизвестного художника, что висит сейчас в Виндзорском замке. Лицо человека, много трудившегося и много страдавшего. В гербе Ричарда рядом с геральдическим изображением белого вепря был начертан девиз: «Loyate me lic»[152], и это вполне соответствовало его натуре.
Он рьяно и успешно всегда и во всем поддерживал старшего брата – Эдуарда IV. Помните? – именно возглавленный им удар двух сотен тяжелых конников обеспечил победу при Тьюксбери. Однако, замечу, прямым виновником смерти Эдуарда Ланкастера, принца Уэльского, якобы заколотого им «в сердцах» уже после битвы, Ричарда сделали много позже самого события, уже при Тюдорах[153]. Да и убийство Генриха VI также не обременяет совести Ричарда – приказ совершить это черное дело был отдан его братом-королем, а исполнители монаршей воли тоже известны. Так что в обоих случаях наш герой как перед Ланкастерами, так и перед историей, совершенно чист.
В царствование Эдуарда IV правлению Ричарда была вверена Северная Англия – традиционный оплот Ланкастеров, и двадцатилетний герцог проявил себя столь тонким дипломатом и мудрым политиком, что вскоре обитатели этих краев в массе своей стали поддерживать Йорков. Не менее успешно он вел здесь и военные действия против шотландцев, в ходе которых, как отмечает достаточно скупой на оценки «Энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона, «выказал… большое мужество и стратегические способности».
Теперь гибель их среднего брата – Георга, герцога Кларенса. С самого начала в этой дружной семье он был уродом – интриговал, примыкал к мятежам, но всякий раз бывал в конце концов прощаем. Первое его отступничество произошло, когда в 1470 году он, польстившись на предложение стать законным наследником восстановленного на престоле Генриха VI, примкнул к стану своего мятежного тестя, графа Уорвика, – того самого Делателя королей. Затея не задалась, и Георг, не дожидаясь военного поражения ланкастерцев, вернулся в лоно родной семьи (кстати, подвиг его на сей весьма разумный шаг младший брат – Ричард). Но это оказалось лишь началом. Овдовев, Георг вознамерился снова жениться – и не на ком-нибудь, а на самой богатой невесте Европы, Марии Бургундской, дочери герцога Карла Смелого, вторым браком женатого на Маргарет, сестре Эдуарда, Георга и Ричарда. Однако амбициозная эта затея с треском провалилась – Эдуард IV посчитал гораздо более выгодным в политическом отношении брак своей племянницы с Максимилианом Австрийским. Что ж, Георгу было не привыкать терпеть крах. Нимало не огорчившись, он надумал жениться на другой Маргарет – теперь уже сестре короля Иакова III Шотландского. (Грезилось ему, похоже, объединение двух стран под одной короной, да вот беда – рано; исторически неизбежное событие это произойдет, лишь когда пресечется династия Тюдоров…) А чтобы оказаться в глазах короля Иакова III заманчивым женихом, Георг завел тайные переговоры с иностранными дворами, добиваясь подтверждения парламентского акта, принятого в свое время по настоянию покойного уже графа Уорвика и объявлявшего Георга наследником Генриха VI, то есть de jure[154] королем Англии. Такого Эдуард IV стерпеть уже не мог и предал брата суду парламента, каковой и приговорил Георга к смерти за измену. Правда, казни незадачливый авантюрист не дождался и при невыясненных обстоятельствах умер в Тауэре. Легенда же об утоплении в бочке с мальвазией обязана происхождением общеизвестному пристрастию герцога к винопитию… Но вот, что Ричард стремился сохранить брату жизнь, – факт непреложный, его даже тюдоровские хронисты не отрицают, лишь добавляя всякий раз ядовитое словечко «якобы». Мол, на словах стремился спасти, тогда как на самом деле жаждал уничтожить, расчищая себе путь к трону. Да вот беда: первому свидетельства есть, второе же – целиком на совести хронистов, а кто они такие – о том речь впереди.
Узурпация власти также предстает в совершено ином свете. Умирая, Эдуард IV назначил брата протектором государства и опекуном малолетнего Эдуарда V. Узнав о случившемся, Ричард, который находился тогда на границе с Шотландией, первым делом заказал заупокойную мессу по почившему государю и там, в присутствии всей знати Севера, присягнул на верность наследнику. Без труда и кровопролития, арестовав лишь четверых зачинщиков, Ричард подавил мятеж Вудвиллов – родственников вдовствующей королевы, не желавших лишаться власти[155], – после чего деятельно принялся готовить назначенную на 22 июня коронацию племянника. О том, насколько серьезными были его намерения, свидетельствуют хотя бы те факты, что он приказал начать чеканку монеты с профилем юного Эдуарда V, утвердил детали предстоящей церемонии и заказал для мальчика надлежащие парадные одеяния.
Однако за три дня до этого события случилось непредвиденное: некий доктор Шоу выступил с публичной проповедью, в которой объявил, что дети королевы от Эдуарда IV не обладают правами на престол. В обоснование своих утверждений Шоу сослался на почтенного священнослужителя – Стиллингтона, епископа Батского[156]. Будучи вызван в парламент, этот последний сообщил, что Эдуард V действительно не может быть коронован, поскольку является незаконнорожденным. Его отец, Эдуард IV, был не только красавцем, но и великим охотником до женского полу – таким же, как впоследствии Генрих VIII Тюдор или наш «многих жен супруг» Иван IV Грозный. Но если Генрих VIII избавлялся от надоевших жен, отправляя их на плаху, добряк Эдуард попросту женился на следующей, не озаботясь разводом с предыдущей[157], вследствие чего последний его брак со вдовствовавшей тогда королевой Елизаветой Вудвилл не мог считаться законным. Известие повергло всех в шок. В конце концов парламент принял акт, лишавший Эдуарда V права на трон и возводивший на престол Ричарда III. О какой же узурпации может идти речь? Кстати, Генрих VII, придя ко власти, первым делом озаботился уничтожением оригинала этого документа и всех его копий – чудом уцелела одна-единственная. Уже сам факт достаточно красноречиво свидетельствует о законности возведения Ричарда на престол.
Правда, согласились с этим не все, и дело, разумеется, не в законности, а в интересах. Мгновенно, еще до коронации Ричарда III, созрел заговор, который возглавили лорд Стенли (отчим будущего Генриха VII), лорд Гастингс (ближайший друг и Эдуарда IV и Ричарда III), а также Джон Мортон, епископ Илийский (а вот это имя стоит запомнить!). Ричард в сопровождении лишь небольшой свиты явился прямо в Тауэр, где заговорщики собрались, и всех арестовал – причем, заметьте, ни один не рискнул оказать сопротивления. Хронисты, опираясь на свидетельство Томаса Мора, дружно утверждают, что лорд Гастингс был казнен тут же – его де выволокли на двор и отрубили голову на первой под руку подвернувшейся колоде, едва разрешив исповедаться проходившему мимо монаху[158]. Следует легенде и Шекспир. Но документы утверждают иное: Гастингс был предан суду парламента и казнен по его приговору шесть дней спустя. Остальные же заговорщики были прощены, только епископа сослали… в его же епархию, в Или, откуда он вскоре благополучно перебрался во Францию – под крылышко к Генриху, графу Ричмонду.
151
Они родились на страницах рукописи некоего Руза. В написанной им фамильной истории графов Уорвиков о Ричарде III, как вы помните, женатом на младшей дочери Уорвика, говорится: «могущественный принц и очень добрый лорд… наказывающий нарушителей закона, в особенности притеснителей общин, и поощряющий тех, кто показал себя добродетельным, заслуживший большую благодарность и любовь всех своих подданных, богатых и бедных, и добрую славу среди всех других народов». Но вот в его же «Истории английских королей», посвященной уже Генриху VII, Руз дал волю воображению. Именно ему обязан Шекспир информацией о том, что Ричард «два года пребывал во чреве матери» и родился горбатым, с сухой рукой, со всеми зубами и длинными, до плеч, волосами.
153
Причем в этом случае можно без труда проследить поэтапное становление мифа. Поначалу все были единодушны: тот пал в бою – и Бог весть, от чьей именно руки. Но в царствование Генриха VII лондонский хронист Фабиан уже пишет, что девятнадцатилетнего принца привели к Эдуарду IV и убили у того на глазах (не называя, правда, убийц поименно). Затем Полидор Вергилий исправляет эту промашку, называя троих соучастников: Георга, герцога Кларенса; Ричарда, герцога Глостера; и лорда Гастингса. Впоследствии Холл в своей хронике добавил к их числу маркиза Дорсета, сына королевы Елизаветы Вудвилл от первого брака. Наконец, Холиншед внес свою лепту, уточнив, что первый – и смертельный – удар был нанесен непосредственно Ричардом III.
155
Незамедлительно по смерти Эдуарда IV маркиз Дорсет захватил арсенал и казнохранилище в Тауэре, а также привел в боеготовность флот на Ла-Манше. Был образован регентский совет, который он возглавили на пару с лордом Райверсом, братом королевы, – все указы названного органа подписывались этими двоими на правах avunculus Regis et frater Regis uterinus (то есть, в переводе с латыни, «дяди короля и единоутробного брата короля»).
156
При Эдуарде IV он был сперва лордом-хранителем печати, потом – лордом-канцлером, затем – послом в Бретани. Особа, как видите, высокопоставленная и в прежнее царствование никоим образом не обиженная, так что мотивировался его поступок, похоже, не корыстными интересами, а классическим: «Не могу молчать!» Но так или иначе, а приведенных им фактов оспорить никто не рискнул, хотя они и произвели эффект разорвавшейся бомбы.
157
В данном случае, с леди Элеонорой Батлер, дочерью первого графа Шрусбери, с коей означенный Стиллингтон самолично сочетал короля тайным браком.
158
Любопытная деталь – даже Мор, недоброжелатель из недоброжелателей, пишет: «Лорд-протектор, несомненно, очень любил его, и смерть лорда Гастингса явилась для него невосполнимой потерей».