— Боюсь, что это была ужасная ошибка с моей стороны, — произнесла она, отвернувшись. — Я ни в коем случае не должна была приходить сюда.
Он посмотрел ей в лицо:
— Вы плачете.
— Нет. Я не плачу, — возразила Элспет, отступая на шаг. Его близость приводила в замешательство, смущала ее. — Это, наверное, из-за ветра.
— Я что-то сделал не так? — спросил он, не приняв ее никчемное объяснение.
Она затрясла головой.
— Я не должна была приходить сюда. Прошу извинить меня, что доставила вам столько хлопот, но… — Она обошла его, внезапно почувствовав, что готова разрыдаться. Без серьезной причины. Или, наоборот, по сотне причин. Ни одна, из которых никак не касалась его. — Пожалуйста. — Она оттолкнула его руку, когда он попытался остановить ее, неимоверным усилием сдерживая готовые вырваться наружу рыдания. — Я должна уйти, — прошептала Элспет.
— Позвольте мне хоть как-то помочь вам. — Он пошел за ней следом к двери.
— Это никак не связано с вами.
— Значит, с Графтоном?
Она кинула на него острый взгляд, гнев на какой-то момент потеснил ее слезы.
— Конечно же, с Графтоном, с кем же еще, ведь именно с ним связано все, что происходит в моей жизни. Но на самом деле все это вас не касается.
Он преградил ей путь.
— Я уже предлагал вам деньги. Не обижайтесь, не принимайте это близко к сердцу. — В ее глазах сверкнула ярость. — Это вас ни к чему не обязывало. Я предлагаю как ваш друг.
— Но мы не друзья.
— Мы могли бы стать ими.
— Что-то я сомневаюсь, что мы с вами имеем в виду одно и то же, когда говорим о дружбе, — твердо заявила Элспет.
— Останьтесь хотя бы на чай. Обещаю, что буду держаться на расстоянии от вас.
Это было уже слишком — его доброта, его экстравагантное предложение финансовой помощи, его чудесная улыбка и готовность вести себя исключительно по-джентльменски. Она попыталась отказаться с такой же любезностью, с какой он сделал свое предложение, но вместо слов вырвалось нечленораздельное заикание с придушенными слезами. А затем, словно она и без того не была в достаточном замешательстве и растерянности, слезы заструились по ее щекам. Смахнув их кулаком, она попыталась улыбнуться.
— Прошу простить меня… — Она громко икнула. — Я хотела сказать… как трудно…
Она всхлипнула, затем еще раз… Отвернувшись, поскольку слезы неудержимо текли по лицу, Элспет разрыдалась.
Подхватив ее на руки, он отнес ее в кресло и принялся мягко укачивать, подобно тому, как он проделывал это с огорченными или обиженными детишками сестры.
— Ну вот, все прошло, не надо плакать, — утешал он, вдруг подумав, что она напоминала ему младшую дочку Бетси, светловолосую и голубоглазую, хотя Энни было всего четыре года. Но леди в его объятиях плакала столь же по-детски горестно. Хотелось бы ему утолить ее печали с легкостью, как в детстве, когда конфетка или новая игрушка приносили немедленное утешение. Увы, Графтон был гораздо большим раздражителем, и она, похоже, не готова была принять от него деньги, единственное, что он мог предложить. — Все будет хорошо, — прошептал Дарли, предлагая ей самое банальное успокоение. — Все будет просто отлично…
Она затрясла головой, прижавшись к его груди, а он чуть улыбнулся. Конфетка здесь явно не сработает, так же, как и игрушка, хотя совсем недавно новый пони, подаренный Энни, тут же осушил ее слезы.
— А может, вам понравится какой-нибудь из моих чистокровных жеребцов? — Он серьезно менял привычный ход жизни ради этой милашки, вот уже дважды он предлагал своих коней, дабы ублажить ее.
Чем она его так заинтриговала? Дарли предпочел не задаваться этим вопросом.
Он просто хотел ее, и этого было достаточно.
Но вместо того чтобы сказать «да», она зарыдала еще безутешнее, а он, крепко прижав ее к себе, мягко, как мог, успокаивал, нашептывая ласковые ободряющие слова, утирая слезы рукавом рубашки, полностью войдя в роль няни. Пока, наконец, ее слезы не иссякли.
Глядя на него снизу вверх сквозь влажные ресницы, она слабо улыбнулась ему:
— Я ведь никогда не плачу. Правда никогда. Я не знаю, что на меня вдруг нашло.
— Может, я что-то не то сказал? — поддразнил Дарли. Она фыркнула и всхлипнула одновременно.
— Хотелось бы мне, чтобы все было так просто. Простите, если я испортила вам день.
— Вы ничего не испортили. — Она сидела у него на коленях, тепло ее тела действовало возбуждающе, каждый нерв его тела дрожал в сладостном ожидании.
— Вы очень, очень добры ко мне. Улыбка чуть тронула его губы.
— Я здесь для того, чтобы доказать, что могу быть еще добрее.
Она не смогла сдержать усмешки:
— И тут самое время заявить, что мне хотелось бы поймать вас на слове и принять ваше предложение.
Он махнул рукой в сторону комнаты:
— Кто об этом узнает?
— Кто-нибудь может просто пройти здесь, — сказала она, бросив нервный взгляд на террасу.
Если он правильно понял ее, а у него был многолетний опыт толкования женских взглядов, в общем-то она уже не говорила «нет».
— Челяди приказано держаться подальше и не попадаться на глаза.
Она вскинула брови:
— Я даже не знаю, должна ли я быть благодарна или почувствовать смущение от вашей предусмотрительности.
— Ни то ни другое. Мы здесь одни, и это все. И так будет продолжаться до моей следующей команды. Так что, как видите, — продолжил он мягко, — у вас больше нет предлогов и отговорок.
— Отговорок от чего? — Элспет взглянула на него из-под полуприкрытых век с едва заметной улыбкой на губах.
Это был первый открыто игривый и кокетливый взгляд, обращенный к нему.
— Чтобы не подарить мне поцелуй, — шепнул Дарли.
— Мне нельзя.
— Никто об этом не узнает — никогда, — мягко добавил он.
— Никогда?
— Никогда. — Произнесенное хриплым и тихим голосом, одно-единственное слово придало ей уверенности.
Элспет сделала глубокий вдох, выставив, словно напоказ и без того полные груди, затем выдохнула и произнесла чуть слышно:
— Ну, тогда разве что один поцелуй.
— Мне ужасно хочется. — Сам вопрос уже не обсуждался. Оставалось лишь чуть подождать.
— Я сама поцелую вас.
Он был доволен, что она произнесла это уже без былой робости, еще больше доволен, что она забыла о слезах. Откинувшись на обитую жесткой красной шерстью спинку просторного якобинского кресла, маркиз положил руки на резные деревянные подлокотники и закрыл глаза.
— Теперь вы искушаете меня.
Он услышал смешок в ее голосе и, подняв взгляд, увидел ее зардевшиеся щеки и сияющие голубые глаза. Если бы он не боялся спугнуть ее, он протянул бы руку и потрогал ее дьявольски соблазнительную грудь.
— Я готовлю себя к вашему поцелую, — вместо этого заявил Дарли, одарив ее самой неотразимой улыбкой.
— Как будто у вас не было великого множества подобных поцелуев прежде, — парировала она с легкой насмешкой в голосе.
— В этот раз все совсем иначе. — И видит Бог, это была правда. Он почувствовал себя, словно девственник в ожидании первого поцелуя в жизни. Конечно же, он не мог не понимать, что столь возвышенные, из ряда вон выходящие ощущения вряд ли продлятся долго, но сейчас, в эти, пусть преходящие, мимолетные мгновения, его волнение было подлинным.
— В чем же разница? — спросила она, как обычно это делают женщины, недовольные, пока им не расшифруют каждое вырвавшееся слово.
— Вы совсем другая.
— Это как же?
— Я не знаю. Возбуждающая. Новая. — Он пожал плечами. — Не спрашивайте меня. Я сам не могу понять себя. — Если бы все его помыслы не были сфокусированы на том, что последует сразу за поцелуями, он мог бы ощутить тревожный сигнал по поводу столь несвойственного ему беспокойства.
— А я знаю. Потому что вы тоже меня возбуждаете.
Это значило, что продолжать в том же темпе, подстраиваясь под столь наивную и неискушенную инженю, могло стать просто скучным, безнадежным занятием. Ей хотелось любовных бесед и поцелуев, тогда как ему не терпелось овладеть ее роскошным телом уже как минимум час назад, если еще не вчера.