Заметив ее, он приветственно помахал рукой.
Сердце у нее сильно забилось, слезы счастья выступили на глазах.
Не опасаясь, что его могут увидеть, он бросился к ней, и она рванулась к нему. И когда они встретились, он схватил ее в объятия, долго кружил вокруг себя и целовал ее, повторяя, как тосковал по ней.
Все было так прекрасно, что она расплакалась.
— Прости, прости меня, — шептал он в замешательстве, целуя ее снова и снова. — Я не хочу тебя огорчать.
— Да нет, мне не грустно… никогда, с тобой — никогда. — Всхлипывая и запинаясь, Элспет старалась улыбаться.
— Скажи мне, что делать, — прошептал он в полной растерянности при виде ее слез.
— Увези меня прочь отсюда.
Он едва не спросил куда, но задумался, хотя и очень заманчиво было держать ее в своих объятиях и думать о возможности вызволить из ее замкнутого мирка.
Почувствовав его колебания (ведь обычно люди вроде маркиза принимают решения, не задумываясь), она быстро исправилась.
— Я имела в виду твой домик для скачек, Дарли. — Она сумела изобразить кокетливую улыбку, поскольку на кону было ее счастье. — Я испугала тебя?
— Нет.
На этот раз Дарли ответил без тени сомнения, заметила она, дальнейших разъяснений не потребовалось.
— В таком случае поехали? — легко бросила она, указав на фаэтон. Она не собиралась ни отказываться от того, то мог предложить ей Дарли, ни уклоняться от роли кокотки, если понадобится. Она очень хорошо понимала, что это был мир мужчин. В противном случае она давно бы обитала на каком-нибудь греческом острове.
— Немедленно, — ответил Дарли с улыбкой, направлясь к фаэтону, с легкостью, приобретенной долгой практикой, отбросив все комплексы. — Я тут кое-что привез для тебя.
Не следовало ли ей тут же заявить: «Ты не должен был этого делать, я все равно не смогу принять»? И она едва не произнесла эти слова. Но когда они подошли к фаэтону, она увидела, на кожаном сиденье черный бархатный футляр и радостно взвизгнула. Маркиз рассмеялся:
— Ты же еще не видела, что там.
— Я просто волнуюсь, вот и все. — Не могла же она сказать, что никогда еще не получала подарков в таких дорогих бархатных футлярах.
— Тут просто какая-то мелочь, — заявил он, помогая ей подняться на высокое сиденье. — Посмотри сама.
Элспет снова взвизгнула. На белой шелковой подушечке лежал роскошный, усыпанный бриллиантами и сапфирами браслет. Прекраснее ей не доводилось когда-либо видеть. Граф был не из тех мужчин, что тратят деньги на драгоценности для жены, а ее семья не могла позволить себе дорогие безделушки.
— Это просто прекрасно, — выдохнула Элспет, когда Дарли взобрался на сиденье и взял в руки вожжи. Но она понимала, отбросив жадность в сторону, что не могла принять столь дорогую вещь. Принципы всей ее жизни восставали против, предостерегали ее. — Как бы мне не хотелось иметь столь чудесную вещь, на самом деле я не могу…
— Вздор. Это всего лишь маленькая безделушка, брелок. — Он натянул вожжи, пара гнедых дернулась, и легкий экипаж рванул с места. Подхватив футляр с браслетом, скользнувший у нее с колен, маркиз захлопнул его и вручил ей: — Носи его и думай обо мне.
Как будто она не будет думать о нем без алмазного браслета, подумала Элспет.
— Мы обсудим это потом, — сказала она, пытаясь избежать продолжения спора. — Если я еще буду, жива, когда мы доберемся до дома, — добавила она, с трудом сохраняя равновесие на высоком сиденье.
Удерживая вожжи в левой руке, Дарли правой обхватил ее за талию и крепко прижал к себе.
— Не волнуйся, — сказал он с ухмылкой. — Уж мне-то ты точно нужна живой. У меня свои планы. — Пара гнедых неслась во весь опор, он ловко маневрировал на поворотах, чуть подергивая вожжи. — Эта пара любит гонять. — Он нагнулся и поцеловал ее в щеку. — Разве они не прекрасны?
— Я была слишком занята, сочиняя завещание, теперь, когда у меня есть браслет с бриллиантами, — пробормотала она, страстно желая, чтобы кони удержались на неухоженной сельской дорожке.
— Практичная женщина. — На лице маркиза мелькнула улыбка.
— Лучше следи за дорогой, будь так любезен. Все равно я не возьму браслет. Это была пустая шутка, чтобы отвлечься от мысли о смерти.
Дочь викария не переставала удивлять его. Ведь она искренне не хотела брать браслет. И этим разительно отличалась от всех его женщин.
— Я, пожалуй, приторможу.
Через несколько секунд кони замедлили бег, заборы и деревья перестали мелькать, и пульс у Элспет почти вернулся к нормальному.
— Ты всегда ездишь с такой сумасшедшей скоростью? — спросила она, оторвав побелевшие костяшки пальцев от ручки сиденья.
— Я люблю скорость. Вот почему я люблю скачки. И чистопородных лошадей.
— И выигрывать все мало-мальски известные гонки. — Дарли вполне мог прожить только на одни выигрыши на скачках.
Он пожал плечами:
— Я люблю выигрывать. А ты?
— У меня выбор гораздо более ограничен, чем у тебя. Он бросил на нее прищуренный взгляд:
— Он не должен быть таким. Позволь мне одолжить тебе денег, раз уж ты не хочешь брать взаймы на стороне. И у тебя будет выбор в жизни, твой брат будет платежеспособен, и ты сама сможешь обрести столь желанную независимость.
— Но все это требует денег, не так ли?
— Не будь такой обидчивой, дорогая. Для этого не требуется состояния, достаточно небольшой своевременной помощи.
— И ты кредитуешь всех расточительных леди, что встречаются на твоем жизненном пути?
— Вовсе не обязательно, — возразил он, поскольку большая часть женщин в его жизни были замужем и не чуждались в его деньгах.
— Значит, я у тебя единственная бедная церковная мышь, — упрямо заметила Элспет.
— Я не люблю видеть тебя с Графтоном. Ты должна иметь хоть какой-то просвет в жизни. — Такая горячность испугала его самого. — Хотя какое я имею право давать ненужные советы? — добавил он, сдерживая эмоции. — Прости меня.
— Может, хватит обсуждать все это? — холодно сказала она.
— Да, конечно. — Его голос был столь же холоден; все ее проблемы могли быть решены простым банковским чеком.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Стук лошадиных копыт, приглушенный скрип рессор фаэтона внезапно стали громкими в мелькающих лучах солнца, в воздухе повисло напряженное молчание.
— Не знаю, как насчет тебя, — наконец произнесла Элспет, — но я так редко выбираюсь из дома, что не люблю ссориться на отдыхе. — Она одарила его примиряющей улыбкой. — Мир?
Он улыбнулся в ответ, легко простив ее.
— Это была полностью моя вина.
— Да, твоя. Ты слишком богат, Дарли. Вот в чем твоя проблема. О Господи, мне не следовало говорить этого, ведь я хотела быть…
— Послушной?
— Прости меня. — В ее голубых глазах вновь блеснул огонь.
— Погоди, погоди, дорогая, это я прошу прощения… за то, что разозлил тебя, за мое богатство и за все остальное, что могло обидеть тебя.
— А может, я потребую нечто большее, чем просто извинение. — Она хитро улыбнулась, вновь обретя хорошее настроение. — Что-то более существенное.
— Насколько существеннее? — процедил Дарли, делая ударение на каждом слоге.
— Дело не в том насколько, главное — когда? — парировала она, азартно вскинув брови.
— Мы могли бы остановиться прямо здесь.
— Ну, если бы я разделяла твою склонность к эксгибиционизму, мы, конечно, могли бы, — насмешливо заметила она.
— Тогда, боюсь, тебе придется подождать. Элспет мило надула губки:
— Не слишком долго, я надеюсь. Разве я не говорила, что снова видела тебя во сне прошлой ночью?
Он едва не съехал с дороги и не остановил фаэтон тут же, мысль о ее томных грезах вызвала у него почти неудержимое вожделение.
— Трава прохладная, и я гарантирую, что никто не увидит нас. — Он кивнул в сторону видневшейся впереди лужайки.
Элспет скорчила гримаску:
— Мне там будет неудобно.