— Чего тут думать, если политбюро рекомендует, — пожал плечами тот.
— Миша?
— Я согласен, — кивнул Слеза. — Но это территория Казимира, последнее слово за ним…
Все повернулись в сторону поляка. Пан Млот откинулся на спинку кресла, задумался, наморщив лоб, потом оттянул большими пальцами широкую резинку купальных трусов, заглянул под нее и, как бы услышав оттуда совет, резко отпустил.
— Добри, — пробасил супертяж с улыбкой, непонятно к чему относящейся: то ли к содержанию разговора, то ли к тому, что он увидел у себя в плавках.
— Под это дело надо выпить, — сказал Хан и засмеялся. — Знаете, что предложила эта сучка Мара?
Он взахлеб принялся пересказывать непристойное предложение бандерши.
Громкое и резкое «Гм!» прервало его возбужденную речь.
Все посмотрели на Слезу. Он, лыбясь ослепительной металлокерамикой, целился кривым изломанным пальцем в экран телевизора. Там украинский новостной канал передавал репортаж с компрессорной станции магистрального газового трубопровода.
— После ремонта в Лугани вновь вышла на полную мощность газовая станция, которой сегодня исполняется ровно двадцать пять лет, — радостной скороговоркой тараторила за кадром невидимая дикторша.
В кадре не было ничего особенного: общий вид станции, газовая труба, вентили, манометры, вспомогательное оборудование, монитор контрольного компьютера, старейший оператор, проработавший на станции все двадцать пять лет и сейчас изрекающий соответствующие случаю благоглупости…
Но лица пятерых властных мужчин вытянулись, как будто на яхту высадились спецом заряженные на них киллеры.
— Ни фига себе! — выругался Скорин.
— Пожелаем уважаемому Василию Ивановичу перекачать еще не один миллион кубометров газа и следующий юбилей встретить на своем рабочем месте в добром здравии и таком же хорошем настроении! — на оптимистической ноте закончила дикторша.
Седой и бородатый Василий Иванович с улыбкой манекена смотрел на экран своего монитора и щелкал контрольными тумблерами.
— Юбилейный телевизионный очерк представлен телекомпанией «Зенит», директор Черепахин, оператор Савин, — напоследок сообщила дикторша, и экран потемнел. Сюжет закончился. Началась реклама женских тампонов.
На второй палубе стояла напряженная тишина.
Баданец медленно, как на рапидной, но прокрученной с обычной скоростью, кинопленке, поднял руку и снял очки Терминатора с крупного клювообразного носа. Зрачки круглых, глубоко посаженных глаз расширились, и мертвенная бледность кожи, проступившая даже сквозь загар, стала быстро сменяться нездоровым багрянцем. Он так же медленно и туго повернул голову к Хану и развел повернутые ладонями вверх руки широко в стороны. Он явно хотел кричать и ругаться матом, только специфика личности Хана сдерживала этот порыв.
— Алик, как же так? — несмазанной дверью проскрипел он. — Как это могло выйти в эфир?
Хан резко сдернул очки, бросил перед собой и, откинувшись в кресле, зло прошипел:
— Что Алик? Алик тут при чем? Как эти припездки попали на станцию? Кто их туда пустил? Я, что ли?! Все бы стрелки переводить! Сейчас любой мудель с домашней камерой свою телекомпанию открыть может. За всеми не уследишь!
Слеза, как будто его не интересовало происходящее, разглядывал свешивающиеся с верхней палубы ножки «моделек», сидящих на краю площадки для загара. Или делал вид, что разглядывает ножки. Во всяком случае, наморщенный лоб над скрывающими глаза очками, и плотно сжатые губы не соответствовали выражению, возникающему при созерцании прекрасного.
Млот сидел, как в углу ринга между раундами; опустив мощные руки и прижав подбородок к груди, смотрел вниз, будто ожидая из плавок очередного полезного совета.
Баданец и Хан продолжали пререкаться, сваливая вину друг на друга.
Скорин до поры до времени молчал, барабаня пальцами по столу. Наконец терпение его лопнуло.
— Вот что, уважаемые коллеги, — довольно резко произнес Валентин Леонидович. — Есть хорошая восточная поговорка: «Лучше зажечь свечу, чем проклинать темноту». Надо не кивать друг на друга, а устранять последствия этого занимательного кино… И в первую очередь установить, кто его заказал! Кто за всем этим стоит?!
— Да кто тут может стоять? — удивился Хан. — Это случайность… Никто и не заметит…
Лицо «Папы» покрылось красными пятнами. Сейчас он не был похож на добродушного бегемотика.
— У вас тут что, детский сад?! Когда на кону стоят миллиарды, случайностей не бывает, зарубите это на носу! А если и бывает, мы все равно должны ее отработать, как полноценный и очень опасный «наезд»! И только тогда посчитать случайностью! Потому что за такие бабки расплачиваются не деньгами, а жизнями! Причем не только своими, но и своих близких! Вы что, совсем ничего не понимаете?!