Право на труд и право иметь детей неумолимо стояли на страже нового человечества.
VII
Приближалось 15 июня. Отец Глэдис сказал, что собирается вылететь на осмотр полей. Мы с Глэдис решили также полететь со стариком в прерии, а оттуда на праздник молодежи в Маклауд.
Хорошо было лететь над вершинами Каскадов, над долинами, где леса казались кустарником, а реки и речушки серебряными полосками. Как орел, наш самолет перелетел через вершины Скалистых гор и перед моими глазами зазеленели бескрайние прерии Запада. Моя душа затрепетала, когда я увидел знакомые места: вот Летбридж, вон Калгари, а там виднеется, похоже, бывший Эдмонтон.
Старый Колман снизил скорость, и мы спустились ниже. Теперь мы видели огромные стада домашнего и дикого скота, табуны лошадей, отары овец.
— Вы ведь говорили, что скот не выращиваете? — спросил я.
— Они свободны, — ответил отец Глэдис.
— Как так «свободны»?
— Эти горы и восточную часть Альберты, уходящую на юг к Монтане, мы уступили нашим бывшим четвероногим рабам.
— А вы не боитесь, что орды животных вторгнутся на поля и уничтожат посевы?
— Земледельческий район у нас очень хорошо защищен, соколик! — ответил товарищ Колман. — До наших посевов даже полевые вредители не сумеют добраться. Когда-то каждому фермеру в отдельности приходилось защищать свои поля проволочной сеткой. Наша ферма велика, начинается за Калгари, кончается за Дакотой, но ограда наша и крысу не пропустит.
Мы обедали в Калгари. Город был полуразрушен. Там, кроме станции для случайных путешественников, не осталось ничего.
Из Калгари мы отправились в Саскатун. В 50 милях к востоку от Калгари мы перелетели через то самое проволочное ограждение и вдруг увидели бескрайние поля, зеленевшие, как самоцветный изумруд.
— Хороший урожай! Хороший урожай! — восклицал старый фермер.
Кое-где на полях стояли аккуратные фермы. Под навесами располагались машины.
— Во время жатвы мы будем жить с тобой в такой хижине, — шепнула Глэдис, прижимаясь ко мне.
— Вот и Саскатун! — показал вперед Колман.
— Что-то не похоже на Саскатун, — засомневался я. — Откуда взялись стены и башни, что перегораживают всю долину?
— Так это же наши элеваторы. Это наши кладовые, снабжающие целые страны.
Я вспомнил, что в мое время к северу, востоку и западу от Саскатуна, как трудолюбивые бобры, обрабатывали землю сотни тысяч украинских фермеров.
— А как вы сейчас относитесь к языку?
Я узнал, что они смотрят на язык, как на способ общения и достижения взаимопонимания между людьми; ни один язык не имеет предпочтения перед другим, и все дети еще за школьной партой учат несколько языков.
— Мы обмениваемся детьми. Англичане берут к себе немецких, французских, японских, украинских и прочих детей и взамен отдают своих. В детстве моя Глэдис провела три года в Киеве в одной украинской семье.
— Ти вміеш по-украінському? — глянул я на Глэдис.
— Вмію, — ответила она на нашем языке.
Это стало для меня приятной неожиданностью. Я начал расспрашивать ее об Украине. Она сказала, что там, как и в Канаде, царят коллективизм, порядок, благополучие и счастье. А веселый украинский народ поет над Днепром свои чудесные песни.
Мы прилетели в Саскатун. В городе находилась главная квартира земледельческого комитета, и старый Колман собирался остаться здесь.
Саскатун, этот красавец прерий, сохранился лучше Калгари и был почти такой же, как в мое время, разве что улицы были красиво заасфальтированы, а небольшие деревца вдоль тротуаров превратились теперь в высоченные деревья. Магазины на Второй авеню и близлежащих улицах исчезли, а их место заняли летние кухни и ресторации для жнецов.
Мы остановились в гостинице «Оуэн» и как раз попали на ужин. За столами сидели две сотни студентов-агрономов и несколько товарищей из Англии и Луизианы, приехавших за пшеницей.
Студенты приветствовали своего старого профессора радостными возгласами. За ужином только и говорили о состоянии посевов и всевозможных нуждах полеводства. После ужина все перешли в пустой театр и устроили любительский концерт. В десять мы вышли из театра в ночь, но на дворе было светло, как днем.
— Что такое?
— А вы забыли? Это светят наши искусственные солнца, — отвечал товарищ Колман.
Действительно, на востоке словно сияло несколько лун.
Мне объяснили, что искусственные солнца передвигаются на проводах, поднятых на пять тысяч футов над полями.