— А в мое время детям внушали уважение к всевозможным прославленным воинам и тому подобное. Почитаете ли вы Нельсона, Вольфа и других? — поинтересовался я.
— Ой, нет! Мы встречаем эти имена во всемирной истории, но все это кровавое прошлое нас не интересует. Наши герои — творцы духа, творцы жизни. Рабочий с жилистыми руками, воздвигший культуру в этой стране, — таков наш герой! Наши герои — все те, кто своей мыслью рассеивал тьму незнания, позволил миру познать себя, даровал нам пламя человечности, которое согревает нас и ведет к новым вершинам добра и красоты!
Тем временем из всех школ протестующе телефонировали учительницы: им не нравилось, что меня задерживали в одной школе, тогда как видеть меня желали все. Меня повезли в другую школу. Но учительницы сговорились и выпустили всю детвору в парк.
Меня окружила тысяча любопытных детских лиц, а уж крику было, а визгу! Всем очень хотелось меня обнять. Глэдис испугалась за мое здоровье и попросила учительниц успокоить детей. После мое кресло вкатили на платформу, откуда дети спускаются в парк, и мне пришлось держать к ним речь. Все уселись на траву: и дети, и учительницы, и медведь Урсус вместе с ними. Я начал рассказывать им о мировой войне 1914 года. Дети и учительницы скривились. Одна сказала:
— Товарищ, расскажите нам что-нибудь хорошее, а такого мы не любим…
— Хорошее? — растерялся я. Напрягал свой мозг и не мог вспомнить ничего хорошего из времен моей жизни в начале двадцатого века.
— Хотите чего-то хорошего?.. Ага! — обрадовался я. — Раз в год мы дарили один другому рождественские подарки.
— Только раз в год? — удивились дети. — А еще что?
— У нас существовало общество, где вязали носки для раненых солдат, было общество защиты собак….
На этом я умолк. Я видел, что дети остались совершенно мной недовольны.
Спасла ситуацию Глэдис.
— Дорогие маленькие товарищи! вы не должны поражаться тому, что во времена жизни этого товарища в мире было так мало добра и любви. Сам он был добрым человеком и ради науки дал себя заморозить на долгие годы. Наш долг — показать ему отзывчивость наших сердец.
И туча рассеялась: дети вновь любяще глядели на меня. Я попросил скатить кресло на землю и они стали возить меня по парку, щебеча и рассказывая о своем маленьком детском мирке.
Но вот прозвонил колокол: раз, два, двенадцать.
— Обед! — закричали дети и помчались прочь из парка. Глэдис забрала меня и с несколькими учительницами пошла обратно в сторону того здания, которое я считал больницей.
II
— Где ты сегодня обедаешь? — спросила мою докторшу подруга.
— Где-нибудь. Отец на ферме, — ответила та.
— Пойдемте ко мне, — пригласила подруга.
Мое кресло очутилось у двери красивого дома. На двери была надпись золотыми буквами: «Ласси Макинтош, девушка». В доме было хорошо! Прекрасная мебель из дорогого дерева, обитая добротной тканью, узорные ковры, картины, лампы, статуэтки; все окна заставлены вазонами с пышными растениями.
«Такая меблировка стоит больше трех тысяч», — подсчитал я.
— Пусть товарищ почитает газету в библиотеке, пока мы готовимся к обеду, — сказала Ласси и пригласила меня в другую комнату. Здесь не было ни единой книги, лишь несколько шкафов с экранами наподобие тех, на каких у нас когда-то показывали «движущиеся картины». На стене я заметил громкоговоритель, похожий на рупор школьного библиофона.
— Нажмите эту клавишу и читайте газету, — объяснила хозяйка дома и ушла.
— Будем «читать», — проговорил я и нажал. Вдруг из рупора библиофона раздался голос: он рассказывал всю мою историю и расхваливал Глэдис, сумевшую меня воскресить. Далее «газета» сообщала, что я буду выступать эти вечером в зале им. Ч. Дарвина в Ванкувере. Последовала новость об окончании посевной в Альберте, Саскачеване, Манитобе и Северной Дакоте и начале преджатвенных каникул с 10 мая. Работники, занятые на посевной, возвращаются домой, сообщала газета.
«Очевидно, так же в мое время ездили из Онтарио на Запад на фермерские работы», — объяснил я себе.
Газета рассказывала и о научных изобретениях, новых песнях и картинах, причем я сразу же видел эти картины на стене; сообщала — и очень забавно — о помолвках. Например, Маруся Заокипна с Украины обручилась с Леокардио Гарра из Мексики, а Ревекка Шварц (Иерусалим, Палестина) собиралась выйти за товарища Ишиши из Иокогамы, Япония.