— Я догадываюсь, кто это сделал, — поджала губы Аминат. — Это они нам назло. Ну я этого так не оставлю! — И Аминат бросилась было на крышу, чтобы оттуда оповестить соседей, что она разгадала их коварную и злобную проделку.
— Погоди! — остановил ее Байсунгур и покосился на своего младшего: у Ахмади вся голова была в пуху, словно он спал на подушке с порванной наволочкой. — Коли тут постаралась нечистая сила, кур нельзя теперь держать. Придется их зарезать.
— Надо зарезать и раздать нищим! — подтвердила и Парсихат. — Иначе быть беде!
— Бабушка, отец! — вдруг заплакал Ахмади, бросаясь от одной к другому. — Не надо их резать. Это совсем не нечистая сила. Это я их ощипал.
Наступила такая тишина, что слышно стало, как ощипанные куры, растерянно переступая, царапают коготками пол.
— Ах ты!.. — наконец опомнилась Аминат и уже протянула руку, чтобы отвесить сыну звонкий подзатыльник.
Но муж перехватил ее руку.
— Скажи, внучек, зачем ты это сделал? — заплакала Парсихат. — Ты посмотри, как холодно теперь курам без перьев, как… как им стыдно ходить раздетыми.
— Я… я… — заикаясь и чуть не плача, пробормотал Ахмади, — я хотел из их перьев сделать себе крылья… как у Икара.
— Я тебе покажу Икара! — закричала мать.
— Когда полетишь, сынок, не забудь и про нас, — засмеялся отец.
— Вабабай! — воскликнула бабушка Парсихат. — Теперь я, кажется, начинаю кое-что понимать. А я-то, грешная, думала, это ты, Аминат, берешь у меня из подушки пух.
Но даже эта история не расхолодила Ахмади.
Прошло немного времени, и он снова стал таинственно исчезать из дома.
…Над пропастью Цолбок висела огромная скала с маленькой пещерой внутри. В этой пещере и кипела работа. Ахмади все делал сам. Никому не решался он открыть свою тайну, кроме… кроме Аймисей.
Однажды он нагнал ее на тропинке:
— Аймисей, ты умеешь хранить секреты?
— Чтобы никому-никому? — растерянно уставилась на него девочка и даже сняла со спины маленькую плетеную корзинку — чег.
— Конечно, никому. На то он и секрет.
— Не знаю… пожалуй, лучше не говори, а то вдруг я нечаянно…
— Ну и болтуньи же вы, девчонки…
— Нет, все-таки скажи…
— Тогда пошли.
— Ван, как же ты забираешься в эту пещеру?!
— Очень просто. Топ — и все! Давай руку.
— Ой, я боюсь!
— Закрой глаза.
— Но тогда я обязательно упаду в пропасть.
— Глупая, я же держу тебя. Ну вот и все. А ты боялась.
— Вай, как здесь темно! И мокро…
— Это брызги от водопада. Хочешь посмотреть на водопад?
— Ой, не надо! У меня уже голова кружится. А змеи здесь не водятся? А вдруг меня ужалит змея!
— Пусть только попробует! В следующий раз я возьму с собой кинжал Алибулата. Ну как, правда здесь хорошо? Когда я полечу, ты сядешь здесь и будешь смотреть.
— Как… полетишь? Ты что, хочешь броситься в эту пропасть? Ой, Ахмади!
— Да нет же, при чем тут пропасть! Я полечу в небо! Вот это и есть секрет. Смотри! — И Ахмади поднял с пола пещеры старую шубу из овчины.
— Сколько перьев! Зачем они тебе?
— Я делаю крылья, — с важностью пояснил Ахмади.
— Ты умеешь даже делать крылья? — И Аймисей взглянула на него так, как смотрит маленький камешек на высокую гору.
— Слыхала что-нибудь про Икара?
— Да, по ведь он разбился!..
— Это потому, что Икар поднялся слишком высоко.
— Знаешь, Ахмади, я тоже хочу, чтобы ты поднялся высоко, — призналась девочка, — и чтобы я стояла на крыше и махала тебе рукой. Но чтобы ты не разбился.
И тогда Ахмади, польщенный, разложил перед ней свое богатство: два огромных крыла из плотной бумаги, обклеенных куриными перьями.
Сосредоточенно осмотрев «крылья», Аймисей нашла, что они недостаточно прочные. Ведь бумага так легко рвется, а перья могут отклеиться. Она предложила притащить из дома материю и нитки с иголкой, чтобы каждое перышко крепко-накрепко пришить к материалу.
— Вот здорово! — обрадовался Ахмади. — Какая ты молодчина, хоть и девчонка!
И он от души пожалел, что у Икара не было такой помощницы, — тогда бы он наверняка не разбился.
…Мать Аймисей не могла нарадоваться на дочку — каждый день она уходила в горы и возвращалась с полной корзинкой кизяков. «Бывало, пробегает без толку все каникулы, а теперь стала такая хозяйственная. Что ни день — приносит кизяки и складывает на зиму», — делилась она своей радостью с соседками.
И невдомек ей было, что дочь вовсе не ради кизяков убегает из дому и что добрых полдня она проводит в пещере, пришивая перья к матерчатым самодельным крыльям.