– Там вас ждут, – твёрдо произнёс ученик, не пытаясь увернуться от руки мастера, как обычно бывало. – Там помнят вас. Я уверен.
Вериа выругался незнакомыми Рею словами себе под нос, устало потёр глаза и, резко выдохнув, встряхнул головой. Во взгляде появилась осмысленность. Хлопнув по револьверу в кобуре, Грегори глянул в окно на Шпиль и грустно улыбнулся – про себя он всегда называл его Башней, в тайне надеясь, что тогда его пули всегда будут попадать точно в цель. Будто бы из-за одного только названия будет место и приключениям, и верным друзьям, и… магии. Жаль, что так и не успел рассказать эту историю Джифф. Ей бы понравилось.
– Уговорил, – хмыкнул Грег и сжал руку Рея в ответ. – Только смотри, не загордись перед Лео, что сумел это сделать.
Насупившись, ученик шмыгнул носом и с трудом вызволил свою ладонь из лапищи доктора. Кажется, всё возвращалось на свои места. Внутренне радуясь, мальчишка сделал большие грустные глаза.
– А мы вот прям сразу отправимся? Или можно чуть-чуть погулять по городу? А давайте привезём семена для теплицы, Уиль и Бета обрадуются. А для госпожи Сарге найдём мёд, и чайные листья для Лотты…
– А деньги на всё это у тебя есть? – щёлкнув пальцами перед лицом размечтавшегося мальчишки, рассмеялся Грегори. – Или, быть может, ты знаешь, кого можно быстренько ограбить? Только не говори мне, что ты именно этим и промышлял, пока искал меня!
– Я всё это время хранил вашу заначку! – гордо выпятил грудь ученик.
– Вот и храни дальше.
– Ну ма-а-астер, – в привычной манере протянул Рей, – вам жалко, да? В самом деле жалко?
Грегори тяжело вздохнул. Он и забыл, как, порой, трудно с детьми.
Небольшая церквушка – всего три ряда скамей – и заколоченная наспех дыра в стене, где должен быть витраж. Он когда-то там и был – сюжет из Священного писания, где Возвышенный поражает своим огненным клинком восемь Извечных грехов. Я помню его до мельчайших деталей, а эти порезы на пальцах были получены, когда решил избавиться от него окончательно. Когда витраж перестал быть сюжетом и превратился в разнородные куски цветного стекла.
Единственная радость здесь – книги. Писание, сборники стихов, философские трактаты. Они занимают большую часть каморки позади кафедры, и оттого вытянуться на той же кровати в полный рост бывает проблематично, но с каких-то пор я уже привык спать на скамьях. Всё равно прихожан немного.
Я плохо понимаю этот сон. Точнее, смутно помню, что было до него. Будто бы очнулся, погружённый в тягучей дремоте во всю свою прежнюю жизнь. Центр, лорд и леди Грэм, малышка Мирика, безумный гений Гонтэ, добрый дядюшка Мирт, холодный отец Райт… далёкие люди, лица которых вижу сквозь пелену тумана. Но голоса слышу отчётливо. Фразы, которые сделали меня тем, кто я есть, как бы патетично это ни звучало.
Будто бы и здесь, на скамье, и одновременно с тем вышагиваю по грязным улочкам Нижнего города, сижу у костра где-то в северном Пределе, кутаясь в плащ, нахожусь в пылу битвы, крепко сжимая шпагу и выкрикивая строчки чернильно-чёрных стихов, сродни моей душе… От этого мрака никогда не очиститься.
Один. Уже долго один. Привык проводить время с книгами, с безжизненной пустыней, в которую превратились степи Аласто. С Возвышенным. Мы с ним уже давно на «ты».
Усмехаюсь, вытаскивая из нагрудного кармана сутаны портсигар. В нём должна была бы лежать маленькая книжица с проповедями, но какое там. Когда в последний раз я вообще проповедовал кому-то? Не помню.
На обратной стороне портсигара уместилось небольшое зеркальце. С его помощью я бреюсь по утрам, а иногда гляжу в свои янтарно-жёлтые глаза и думаю. Много думаю. Настолько много, что даже забываю зажечь сигарету и затянуться. Вредная привычка возникла сама собой, и сколько бы я ни пытался убедить себя, что служителю Господа не к лицу курить, бросить это дело так и не вышло. Одна девочка – сейчас, наверное, она уже нянчит внуков – часто спрашивала меня, не пахнет ли Возвышенный также? Сигаретами и виски. Смешно.
Никудышный из меня вышел священник. Поначалу казалось, что справляюсь, что все трудности мне по плечу. Даже школу смог открыть при церкви, привёз много учебников и книг прямо из Столицы, полюбился прихожанам. Нашёл своё место. Пускай на время, но всё-таки.
А потом вернулись кошмары. И следом за ними – разрушительная эпидемия, мор, голод. Смерть. И я остался один, потому что проходчиков вирус обходит стороной. Знать бы об этом раньше. Знать бы…
Раздаётся стук в двери, заставивший вздрогнуть и подскочить на месте. Неуверенно – опасаясь гнева Возвышенного? – внутрь заходит парень. Смутно знакомые черты, широкополая кожаная шляпа и револьвер наизготовку. Я отвешиваю ему поясной поклон и делаю приглашающий жест.
– Вы, оказывается, в обратную сторону растёте, Грег? Не стареете, а только молодеете год от года?
– Простите? – не понимает он, так и не убирая пистолет.
– Обознался, – грустно улыбаюсь я. – Случается же такое.
Гость улыбается в ответ, приподнимая уголки губ, но глаза его остаются холодными. Завидев моё беспокойство, он возвращает револьвер в кобуру и приподнимает шляпу.
– Вы угадали моё имя. Могу узнать, как? Вы тот самый пророк, о котором судачат в соседней деревушке, или мне указали длинный путь сюда и кто-то успел оповестить вас о визитёре?
Неужели?.. Странная догадка посещает мысли. Вспоминается бабушка Туи, ночной костёр посреди степей, сладкий травяной отвар, долгий разговор до утренних сумерек. Кажется, будто это было в прошлой жизни, а не каких-то пятьдесят лет назад. Нет уже ни бабушки Туи, ни степей Аласто. Только я не старею. Точно также чувствовал себя и доктор Вериа?
И ведь если бы не он, нашёл бы спрятанный где-то среди книг револьвер и пустил пулю в висок. Но стоит об этом подумать, стоит ядовитым мыслям отравить разум… вот, пожалуйста. Знакомая ехидная усмешка перед глазами. Да, доктор, я в своём уме только благодаря вам. До сих пор, смотрите. До сих пор.
– Именно. Он и есть, – продолжаю улыбаться я, – он и есть. Только не очень я люблю это слово, «пророк». Могу ли спросить, вы не потерялись? Ни за что не поверю, что в эту Господом покинутую церковь кто-то пришёл намеренно.
– Нет, я пришёл к вам, отец Най.
Щёлк. Это не зажигалка, нет. Это собралась головоломка. Знание приходит само, мне не приходится прикладывать усилий, чтобы подгребать кусочки мозаики ближе. Кто-то услужливо преподносит мне всю картину целиком. И дальше говорю уже не я. Это не мои слова. И, боюсь даже подумать, голос тоже не мой.
– Ты всегда приходишь сюда, – я облизываю пересохшие губы и зажигаю сигарету.
Парень – Грегори – морщится. Он не курит. Сейчас не курит. А я понимаю, что сон это – лишь отчасти. Жаль только, что стоит мне проснуться, как собрать его лоскутки в единое целое никак не получится. Хочется узнать, почему, как… каково моё место? Но одному Возвышенному известны цели этой игры.
– Ты всегда приходишь сюда, – громче повторяю я и протягиваю руку. – Поэтому я знаю, кто ты и зачем пришёл.
Он вкладывает в неё потёртый от песка и времени дневник. На страницах тетради мелькают строчки знакомого почерка – витиеватые буквы с аккуратными вензелями. Я узнаю свои стихи, и во рту становится сухо, как в пустыне.
Записано это не моей рукой. Почерк принадлежит тому, кто считал, что в них кроется разгадка. Кто собирал их по крупицам.
Здесь не только стихи – мысли, даты, события. Но я не стану читать. Сколько бы ни хотел знать, что думал обо мне Грэм, простил ли меня, получил ли хотя бы сотую долю того счастья, что по праву заслужил. Не стану. Эти знания не принадлежат ни мне, ни моему времени.
– Раз за разом, – медленно проговариваю я, – снова и снова. В Дженто. В Аласто. И остаёшься здесь. Но не пора ли разорвать этот круг?
Зажигалка в одной руке, ветхие иссохшие страницы – в другой. Одно движение, и я что-то изменю. Я уверен в этом. Только не понятно, было это? Или только будет? Или – всё-таки повторяется из раза в раз? Как быстро, оказывается, может истаять уверенность.