- Хорошо, передайте трубку начальнику караула.
Начальник отнесся к нам доброжелательно, сам провел мимо строгих часовых и напутствовал с улыбкой:
- Только зря по Кремлю не бегайте! В прятки не играйте, а то вас потом не найдешь, не вытащишь!
- Ну, уж и Царь-пушку-то не посмотреть, - протянула Катя-беленькая.
- Только Царь-пушку - и марш, как из пушки!
Мы пообещались и улетучились.
И вот мы у порога ленинской квартиры. Еще так недавно по этим ступенькам поднимался сам Владимир Ильич. Ребята идут по ним на цыпочках, притаив дыхание.
Войдя, мы отдали пионерский салют. Надежда Константиновна просматривала газеты. Встав из-за стола, она сняла очки и добродушными глазами осмотрела всю мою команду:
- Здравствуйте, хитрецы! - И обратилась к самой высокой - Рите: - Ну, начинай, ты будешь первым говорящим письмом.
- Здравствуйте, дорогая Надежда Константиновна! - Рита нарочно подражала чтению письма. - Пишут вам пионеры отряда имени Буденного. Мы решили все лето прожить в шалашах, как товарищ Ленин в Разливе! А нам хотят запретить. Говорят, что мы простудимся и заболеем, вместо того чтобы набраться здоровья. Но ведь Ильич-то не простудился!
Надежда Константиновна улыбнулась, тень хорошего воспоминания прошла по ее лицу.
- Нет, не простудился... Даже посвежел. Но жил он в шалаше по необходимости, - подчеркнула она, - а вам это зачем?
- А мы принципиально! - заявила Рита.
- Вот это неправильно. Ильич в шалаше скрывался от белогвардейских шпиков, а вам от кого скрываться? Но это вопрос непринципиальный. Летом жить можно где угодно: в палатках, в помещении сельской школы, даже в шалашах. Главное - вести себя по-ленински.
После этих слов тут же изобразил говорящее письмо Шариков:
- Дорогая Надежда Константиновна, наше пионерское звено "Спартак" решило вести себя в пионерском лагере по-ленински. Не тянуть все с государства, а самим добывать себе пропитание. Мы слышали от одного старого большевика, что Владимир Ильич, живя в Разливе, сам ловил рыбу, варил уху, косил сено для Емельяновых, а они привозили ему хлеб и чай-сахар...
- Ну, Ильич, конечно, не за чай-сахар косил сено, - прервала Крупская. - Это нужно было для маскировки.
Ведь Емельяновы выдавали его за рабочего, которого они наняли на покос. Но действительно, стожок он накосил, и не маленький... И если так считать, то, пожалуй, и верно - на хлеб себе заработал. - Тут Надежда Константиновна рассмеялась. - Вот какие вы дотошные, я как-то никогда об этом не думала!
И она снова примолкла, вспоминая. Мы притаили дыхание, словно сейчас вот она обернется и позовет... и из комнат выйдет Ленин и сам расскажет нам, сколько он накосил сена в Разливе.
- Косил Ильич с удовольствием. Он очень любил физическую работу...
- И мы! И мы тоже! - радостно вскрикнули живые письма.
- Мы на хлеб себе можем заработать, плетя корзинки... для совхоза. Они очень нужны. Нас Данилыч так научил. А родители против. Говорят: "Это эксплуатация детского труда", "Это неправильно", "Детям все должно обеспечить государство", "Четырехразовое питание!".
Выражение лица Надежды Константиновны как-то переменилось. Стало настороженным.
- Да? Такие возникают проблемы? Ну, не знаю, что вам посоветовать. Конечно, дети рабочих имеют право на заботу государства. Однако такие иждивенческие настроения нехороши... Приучать детей смотреть в руки государства? - Она думала вслух и вдруг спросила: - А вам самим-то как интересней?
- Вы знаете, когда картошка выкопана своими руками, какая она вкусная! - выпалил Шариков.
- А заработанный в совхозе хлеб, когда его ешь, - крошечки не уронишь! Держишь в горстке! - добавила Катя.
- Сколько тебе лет? - заинтересовалась Надежда Константиновна нашей малышкой.
- Мне уже десятый... Это я только ростом такая маленькая, - ответила Катя и тут же без запинки начала читать свое заветное письмо: - Дорогая Надежда Константиновна, мы, пионеры звена Розы Люксембург, хотим ликвидировать неграмотность, бороться с суевериями, но у нас это пока не получается. Нагл попался очень трудный случай. В деревне мы нашли маленького батрака, сироту Васю. Он такой несознательный, что верит в нечистую силу и нас убеждает, будто она есть. Никак ему не докажем. А главное, он любит кулака, который его эксплуатирует. Кулак его бьет, а он говорит: "Я за него бога молю. Ен, - говорит, - меня кормить". В церковь ходит, свечки ставит. Как его нам перевоспитать, не знаем.
- Где же такой несознательный батрак? - спросила Надежда Константиновна.
- А вот он здесь!
И все обратились к Ваське, который стоял истуканом, уставившись на Крупскую своим немигающим взглядом.
- Вот этот? - От удивления Надежда Константиновна даже надела очки. Как же это ты, Вася, батрак - и вдруг за кулака?
- А он меня кормить, - подтвердил Вася.
- Значит, если мы тебя будем кормить, ты будешь за нас?
- Ага... чего же, могу!
- Ну хорошо, мы устроим тебя в детский дом, ты сирота? У тебя нет родителей?
- Батьку беляки зарубили на войне, матка от горюшка померла...
- Ах, Вася, Вася, ты наш человек, а сознание тебе прививают чужое! Почему ты с пионерами не дружишь?
- А я с ними дружу.
- А зачем же ты нас ругаешь? Дразнишься? - не выдержала Катя.
- Это я не со зла. Скушно мне. Завиствую вашей жмсти.
- Понятно, - сказала Надежда Константиновна.
Сказала она это так, что нам вдруг стало понятно Васькино одиночество, его тоскливое чувство, с которым он наблюдает нашу жизнь, не имея возможности войти в нее и зажить вместе с нами.
- Тебе надо быть в коллективе, Вася.
Крупская написала записку и, вырвав листок из блокнота, передала мне, чтобы я пошел вместе с Васькой в гороно, там его определят в детский дом для сирот гражданской войны. Посмотрела на часы и, вздохнув, стала озабоченно собираться - ей было пора на службу.
- Ах, Вася, Вася, - повторяла она машинально, - наш человек, и вот...
Мы почувствовали себя очень неловко, что так разволновали Надежду Константиновну судьбой нашего упрямого Васьки.
Надежда Константиновна поехала в Наркомпрос, а говорящие письма еще долго носились по Кремлю. Васька сумел даже залезть в дуло Царь-пушки, ему помогло то, что он был босой.
КАК МЕНЯ ТОПИЛИ И ВЫТАСКИВАЛИ
Неожиданно в будний день появилась мать Кости Котова, одетая непразднично. Ни роскошной шали с кистями, ни плисовой душегрейки, ни юбок с оборками на ней не было. Вид был строгий и даже несколько торжественный.
- Я в Красную чайную поступаю. Открывается такая у Павелецкого вокзала для ломовых извозчиков, - заявила она ребятам. - Когда у меня сын в пионерах, не могу я в торговках состоять. Буду теперь советская служащая.
Костя принял это заявление как должное. А ребят оно очень обрадовало. Девочки облепили Авдотью Карповну и наперебой старались сделать для нее что-нибудь приятное. Водили в сад, угощали яблоками. Ласкались к ней.
И были в совершенном восторге, когда она заявила, что до открытия чайной решила пожить вместе с нами, помочь во всем, особенно в готовке пищи.
Мы немедленно соорудили ей индивидуальный шалаш и сдали на руки все наше кухонное хозяйство.
При ее помощи мы быстро наладили регулярную кормежку ребят и приготовились в очередное воскресенье покорить родителей четырехразовым питанием с нормальным обедом, с горячим вторым и сладким компотом на третье.
Но тут меня вызвали на заседание районе.
Оставив лагерь на попечение бывшей базарной торговки и будущей советской служащей, я отправился в Москву.
Ничего хорошего я, конечно, от этого вызова не ожидал, достаточно предупрежденный Павликом, но горькая действительность превзошла мои ожидания.
Заведующий районо прямо начал с моего самовольства.
Поставил мне в вину обман вышестоящих организаций.
Вывезя ребят в Коломенское всего лишь на экскурсию, я создал "дикий", никем не разрешенный лагерь.