То было тяжелое путешествие, но я сумела вынести из него урок. Вы спросите меня, как же я оказалась в окружении подобной жестокости, нищеты, отчаяния, но не лишилась надежды? Я сама часто удивлялась тому, как простая женщина, австралийка, мать двоих детей, смогла стать связующим звеном между лагерем для беженцев у подножия балканских гор, образовательным проектом для детей кенийского племени масаи, ладными французскими фельдшерами, парижскими, от кутюр, крепкими армейскими ботинками и международным фурором, связанным с похищением детей одним родителем у другого.
Сейчас меня уже ничто не удивляет. Потягиваешь ли ты крепкую водку со льдом в частном баре палаты лордов или жадно пьешь кофе из грязной кружки возле ящиков с обезвреженными ядерными боеголовками – для хорошей беседы и приятной компании это не имеет ни малейшего значения. Сейчас я просто принимаю причудливые повороты своей судьбы как шаги, приближающие меня к моему далекому будущему. Несколько лет назад передо мной встал выбор: свернуть всю деятельность, в которой тогда заключался весь смысл жизни, надежда на счастье, и предаться своему неутолимому горю или настроиться выжить и начать жизнь сначала, превратив все плохое, что случилось со мной, в непреклонную созидательную силу. И это решение стало для меня самым важным событием с тех пор, как я перестала быть принцессой.
Глава 1
Что такая славная девушка, как ты…
Я знала, что пожалею о своем порыве уже тогда, когда моя дрожащая рука нащупывала на дне дорожной сумки маленький альбомчик с семейными фотографиями и вытаскивала его наружу. Скрытые в нем образы ввергали меня в неуправляемый водоворот эмоций. Они манили и ранили меня своей простотой и лучащимся из них счастьем, напоминая о жизни, которая мне больше не принадлежала, о детях, которых я уже так долго не могла обнять. Маленький альбом, лежавший у меня на руках, стал моим талисманом, символом моей решительности, будущего и прошлого одновременно. Теперь я не смогу больше спать, но память о минувшем счастье и спокойствии стоила этих жертв.
Я тихо лежу в кровати, наблюдая за тем, как всполохи света от прожекторов время от времени пролетавших вертолетов отражаются на моем окне, и жду, когда рассвет освободит меня от нежеланных мыслей. Удивительно, как быстро пролетели годы со дня трагедии и как неутолима и мучительна душевная боль, словно фантомное эхо от некогда ампутированной части тела. Ощущение времени зависит от состояния человека, который оказался в подобной ситуации. Для меня оно летело и тянулось одновременно, в зависимости от моих отношений с окружающими и того, чем я была в тот момент занята. Потеря обоих детей наделила меня непредсказуемыми способностями: ощущением боли неописуемой силы и несгибаемым стремлением выжить. Тогда я поняла, что человеческая память способна сохранить какие-либо события или дни, но психологический отпечаток этих событий, эмоции и ощущения часто стираются или запоминаются урывками.
За решение, которое я приняла в возрасте семнадцати лет в состоянии влюбленности в казавшегося мне тогда славным молодого человека, студента архитектурного факультета, раньше учившегося в альма-матер принца Чарльза, в элитной частной школе, спустя десятилетие мне пришлось расплачиваться уже вместе с детьми.
Спокойный молодой человек, картинно красивый, высокий, галантный брюнет, которого я полюбила, оказался внуком последнего султана Тренгану и наследным принцем. Теперь я понимаю, что именно во мне нравилось Бахрину: к тому времени он уже успел жениться на такой же, как он, студентке и развестись с ней, когда оказалось, что жена бросила его ради садовника-австралийца. Во мне, подростке с тяжелым прошлым за плечами, выросшем в нездоровой семейной атмосфере, мечтавшем о семье просто ради того, чтобы ее любить, он нашел податливый материал, чтобы слепить такую принцессу, какую ему хотелось. Свежая кровь с точки зрения генеалогии, лишенная родителей, которые могли бы ему помешать, вечный аутсайдер для Австралии из-за смешанной крови (австралийка, рожденная от французских, ирландских, английских и китайских предков), находящаяся в стране, пропитанной тогда ксенофобией, я изо всех сил старалась стать достойной того, что он мне предлагал: полное принятие исламской веры и надежное положение в его семье.
Мы зажили странной супружеской жизнью, влившись в семью Бахрина, ветвь королевской семьи Малайзии в Тренгану, состоятельном штате, кормившем правящую семью доходами от собственного газа, нефти и других полезных ископаемых, не считая ценных пород древесины. Я была подходящим материалом для материнства, и он решил, что мои гены удачно подчеркнут его. Когда мы заключали свой союз, десятилетняя разница в возрасте казалась несущественной, но как только всплыли наши культурные различия, брак быстро лишился позолоты. Так часто бывает с волшебными сказками. Мне не нравилось то, что он волочился за другими женщинами и избивал меня, а его бесило то, что это не нравилось мне. К тому же, как только я стала матерью, несмотря на то что я все еще была в подростковом возрасте, моя податливость исчезла, уступив место зрелому сознанию. Надо сказать, сознание было пронизано влиянием Запада, что в очередной раз доводило голубую кровь моего мужа до точки кипения.