Сисси в своем репертуаре: пытается отвлечь меня лакомствами, как будто едой, словно штукатуркой, можно заделать трещины в моей жизни. Только вот штукатурка со временем осыпается, а трещины никуда не исчезают, показываясь на глаза, когда этого совсем не ожидаешь. Прямо как сейчас.
– Слишком волнуюсь за маму, чтобы есть. Может, попозже. Так кто такой Эллис?
И снова никто мне не ответил.
– Где ты услышала это имя? – наконец спросила Битти.
– Не услышала, а увидела. На ленте, которую мама положила в Древо Желаний, когда я была маленькой. Я вытащила ее, чтобы узнать, что там написано, и не вспоминала об этом до вчерашнего дня. – Я не стала говорить, что именно мама написала на ленте. Пусть тайна остается тайной.
– Эллис Элтон был первым мужем твоей мамы, – еле слышно произнесла Битти.
Папа по-прежнему смотрел в тарелку. В тишине раздавалось лишь тиканье часов в прихожей и стук моего сердца. Я попыталась составить осмысленное предложение из переполняющих меня слов, но не смогла вымолвить ни звука.
– Ей было всего семнадцать, – продолжила Битти. – А Эллису девятнадцать. Любовь всей ее жизни.
Папа судорожно вздохнул, однако Битти сделала вид, будто ничего не заметила. Я испытала мстительное удовлетворение от того, что ему так же тяжело это слышать, как и мне.
– Что с ним случилось?
– Его призвали в армию. – Сисси стояла к нам спиной, выкладывая брауни на тарелку. – Был шестьдесят девятый год. Шла война во Вьетнаме… Эллис без колебаний отправился выполнять свой долг. Он хотел служить отечеству, и это разбило Айви сердце.
– Сколько они были женаты? – тонким голосом спросила я, не в силах ни вдохнуть ни выдохнуть.
– Недолго. – Сисси поставила тарелку в центр стола.
Пахнуло шоколадом. Ее брауни всегда удавались на славу. Раньше я могла съесть не меньше десяти за раз, но стоило проглотить последний кусочек, как меня вновь заполняла гнетущая пустота.
– Через четыре месяца после отправки во Вьетнам Эллис пропал без вести. – Сисси села за стол и взяла брауни. – Это сломило Айви. Иногда мне кажется, ей было бы легче, если бы его убили. Наверное, бедняжку подкосила неизвестность. Сейчас я бы отвела ее к психологу, но тогда никто так не делал. В те времена полагалось держать чувства в узде и молча переживать свое горе. Когда разбитое сердце истекает кровью, ничто не поможет.
– Ларкин… – Папа протянул мне руку, но я не приняла ее.
– Почему я об этом не знала? – спросила я, заставив себя посмотреть ему в глаза.
Сисси задумчиво раскрошила брауни на кусочки.
– Мы с твоим дедушкой надеялись, что молчание поможет Айви забыть об Эллисе, а время вылечит душевные раны. Ей и так довелось пережить немало горя.
– Потому что бабушка погибла, когда мама была маленькой?
Битти и Сисси, не сговариваясь, поднялись и принялись убирать со стола.
– Да. – Битти встала в дверях, разглядывая миску с картофельным салатом, словно увидела ее впервые. – Наверное, это был худший из возможных вариантов, но Сисси правильно сказала, в те времена никто не думал о душевном здоровье. Поэтому мы засунули эти события под ковер и сделали вид, что ничего не было.
– Пока кто-то не вытащил их наружу. – Папа поднялся из-за стола и взял свою тарелку.
Что-то в его голосе заставило меня внимательно взглянуть на него, впервые за много лет. Может, из-за освещения, а может, из-за недостатка сна он выглядел совсем изможденным.
Я вышла за ним в кухню.
– Ты знал, когда женился на ней?
– Сисси мне рассказала, – кивнул он. – Мы с твоей мамой не говорили об этом, пока в восемьдесят втором не открылся Мемориал ветеранов войны во Вьетнаме. Я хорошо помню, потому что Айви была беременна тобой. В новостях показывали имена, написанные на стене, и она… – Папа замолчал.
– Что?
– Она сказала, что никогда никого не любила так, как Эллиса Элтона.
Его взгляд потух. Я затаила дыхание, ожидая, что он расскажет еще что-нибудь.
– Твоему поступку все равно нет оправдания, Мэк. – Сисси забрала у него тарелку и вышла из кухни.
Мы с папой остались одни.
– Не думал, что из-за меня ты уедешь. Прости.
Я устало прикрыла глаза.
– Я уехала не из-за тебя, папа. Но это одна из причин, по которой мне не хочется возвращаться. – Я встала. – Пойду во двор, подышу. Чувствую себя выжатой, как лимон. Семьи не должны хранить такие вещи в тайне. Кто бы что ни говорил, проблемы от этого никуда не исчезают.
Я едва ли не бегом вышла на крыльцо, глубоко набрала в легкие воздуха, напоенного речными запахами.