Разобрали венки на веники, На полчасика погрустнели…Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели!
И терзали Шопена лабухи, И торжественно шло прощанье…Он не мылил петли в Елабуге.И с ума не сходил в Сучане!
Даже киевские «письмэнники»На поминки его поспели!..Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели!
И не то, чтобы с чем-то за сорок, Ровно семьдесят – возраст смертный, И не просто какой-то пасынок, Член Литфонда – усопший сметный!
Ах, осыпались лапы елочьи, Отзвенели его метели…До чего ж мы гордимся, сволочи, Что он умер в своей постели!
«Мело, мело, по всей земле, во все пределы, Свеча горела на столе, свеча горела…»
Нет, никая не свеча, Горела люстра! Очки на морде палача Сверкали шустро!
А зал зевал, а зал скучал – Мели, Емеля! Ведь не в тюрьму, и не в Сучан, Не к «высшей мере»!
И не к терновому венцу Колесованьем, А как поленом по лицу, Голосованьем!
И кто-то, спьяну вопрошал: «За что? Кого там?» И кто-то жрал, и кто-то ржал Над анекдотом…
Мы не забудем этот смех, И эту скуку! Мы поименно вспомним всех, Кто поднял руку!
«Гул затих. Я вышел на подмостки.Прислонясь к дверному косяку…»
Вот и смолкли клевета и споры, Словно взят у вечности отгул… А над гробом встали мародеры, И несут почетный…Ка-ра-ул!
СНОВА АВГУСТ
Посвящается памяти А. А. Ахматовой.
«…а так как мне бумаги не хватило, я на твоем пишу черновике…»
Анна Андреевна очень боялась и не любила месяц август и считала этот месяц для себя несчастливым, и имела к этому все основания, поскольку в августе был расстрелян Гумилев, на станции Бернгардтовка, в августе был арестован ее сын Лев, в августе вышло известное постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» и т. д.
«Кресты» – ленинградская тюрьма.
Пряжка – район в Ленинграде.
В той злой тишине, в той неверной, В тени разведенных мостов, Ходила она по Шпалерной, Моталась она у «Крестов».
Ей в тягость? Да нет, ей не в тягость – Привычно, как росчерк пера, Вот если бы только не август, Не чертова эта пора!
Таким же неверно-нелепым[11]Был давний тот август, когда Над черным бернгардтовским небом Стрельнула, как птица, беда,
И разве не в августе снова, В еще неотмеренный год, Осудят мычанием слово, Последнюю совесть – в расход!
Но это потом, а покуда Которую ночь – над Невой, Уже не надеясь на чудо, А только бы знать, что живой!
И в сумраки вписана четко, Как вписана в нашу судьбу, По-царски небрежная челка, Прилипшая к мокрому лбу.
О, шелест финских сосен, Награда за труды, Но вновь приходит осень – Пора твоей беды!
И август, и как будто Все то же, как тогда, И врет мордастый Будда, Что горе – не беда!
Но вьется, вьется челка Колечками на лбу, Уходит в ночь девчонка Пытать свою судьбу.
Следят, следят из окон За нею сотни глаз А ей плевать, что поздно, Что комендантский час.
По улице бессветной,Под окрик патрулей, Идет она бессмертной Походкою своей.
На праздник и на плаху Идет она, как ты!По Пряжке, через Прагу – Искать свои «Кресты»!
И пусть судачат вздорные соседи, Пусть кто-то обругает не со зла, Она домой вернется на рассвете И никому ни слова – где была…
Но с мокрых пальцев облизнет чернила, И скажет, примостившись в уголке:«Прости, но мне бумаги не хватило, Я на твоем пишу черновике…»
КРЕСТЫ
(Более ранний вариант предыдущей песни)
Той лютой порой, что неверной В тени разведенных мостов Моталась она по Шпалерной, Ходила она у «Крестов»
Ей в тягость… Да нет ей не в тягость!Привычно, как росчерк пера.Вот если бы только не август, Не чертова эта пора.
Когда-то, когда-то, когда-то Такой же был август, когда Над черной водою Кронштадта Стрельнула, как птица, беда
И разве не в августе снова В еще не отмеренный год Осудят мычанием слово И совесть отправят в расход.
Но это потом, а покуда В которую ночь – над Невой, Уже не надеясь на чудо, А только бы знать, что живой!
вернутьсяВот также, наверно, несносен Был давний тот август, когда У черных бернгардтовских сосен Стрельнула, как птица, беда.
11
Вариант: