А пальцы копались, и рвалась бумага…И пел за стеной тенорок-бедолага:«Рамона, моя любовь, мои мечты, Рамона, везде и всюду только ты…»
«…И только и света, Что в звездной, колючей неправде…»
По улице черной, за вороном черным, За этой каретой, где окна крестом, Я буду метаться в дозоре почетном, Я буду метаться в дозоре почетном, Пока, обессилев не рухну пластом!Но слово останется, слово осталось!Не к слову, а к сердцу приходит усталость, И хочешь, не хочешь – слезай с карусели, И хочешь, не хочешь – конец одиссеи!
Но нас не помчат паруса на Итаку:В наш век на Итаку везут по этапу, Везут Одиссея в телячьем вагоне, Где только и счастья, что нету погони!
Где, выпив «ханжи», на потеху вагону, Блатарь-одессит распевает «Рамону»:«Рамона, ты слышишь ветра нежный зов, Рамона, ведь это песнь любви без слов…»
«…И некому, некому, Некому молвить Из табора улицы темной…»
ЦЫГАНСКИЙ РОМАНС
Повстречала девчонка бога, Бог пил горькую в монопольке, Ну, и много ль от бога прока, В чертовне и чаду попойки? Ах, как пилось к полночи! Как в башке гудело, Как цыгане, сволочи,Пели «Конавэлла»!
«Ай да Конавэлла, гран традела»,Ай да йорысака палалховела»!
А девчонка сидела с богом, К богу фасом, а к прочим боком, Ей домой бы бежать к папане, А она чокается шампанью. Ай елки-мочалочки, Сладко вина пьются В серебряной чарочкеНа золотом блюдце!
Кому чару пить?! Кому здраву быть?!Королевичу Александровичу!
С самоваров к чертям полуда, Чад летал над столами сотью, А в четвертом часу под утро,Бог последнюю кинул сотню…
Бога, пьяного в дугу, Все теперь цукали, И цыгане – ни гу-гу, Разбрелись цыгане, И друзья, допив до дна, – Скатертью дорога! Лишь девчонка та одна Не бросала бога. А девчонка эта с Охты, И глаза у ней цвета охры, Ждет маманя свою кровинку, А она с богом сидит в обнимку. И надменный половой Шваркал мокрой тряпкой, Бог с поникшей головой Горбил плечи зябко. И просил у цыган хоть слова, Хоть немножечко, хоть чуть слышно, А в ответ ему-жбан рассола: Понимай, мол, что время вышло! Вместо водочки – вода, Вместо пива – пена!… И девчоночка тогдаТоненька запела:
«Ай да Конавелла, гран-традела,Ай да йорысака палалховела…»
Ах, как пела девчонка богу! И про поле и про дорогу, И про сумерки и про зори, И про милых, ушедших в море, Ах, как пела девчонка богу! Ах, как пела девчонка Блоку! И не знала она, не знала,Что бессмертной в то утро стала.
Этот тоненький голос в трактирном чадуБудет вечно звенеть в «Соловьином саду».
САЛОННЫЙ РОМАНС
Памяти Александра Николаевича Вертинского
«…Мне снилось, что потом
В притонах Сан-Франциско,
Лиловый негр Вам подает пальто…»
И вновь эти вечные трое Играют в преступную страсть, И вновь эти греки из Трои Стремятся Елену украсть.А сердце сжимается больно, Виски малярийно мокры От этой игры треугольной, Безвыигрышной этой игры.
Развей мою смуту жалейкой, Где скрыты лады под корой, И спой, как под старой шинелькой Лежал «сероглазый король»В беспамятстве дедовских кресел Глаза я закрою, и вот – Из рыжей Бразилии крейсер В кисейную гавань плывет.
А гавань созвездия множит, А тучи – летучей грядой!Но век не вмешаться не может, А норов у века крутой!Он судьбы смешает, как фанты, Ему ералаш по душе, И вот он враля-лейтенанта Назначит морским атташе.
На карте истории некто Возникнет подобный мазку, И правнук «лилового негра»За займом приедет в Москву.И все ему даст непременно Тот некто, который никто, И тихая «пани Ирена»Наденет на негра пальто.
И так этот мир разутюжен, Что черта ли нам на рожон?!Нам «ужин прощальный» – не ужин, А сто пятьдесят под боржом.
А трое? Ну, что же, что трое!Им равное право дано.А Троя? Разрушена Троя!И это известно давно.Все предано праху и тлену, Ни дат не осталось, ни вех.А нашу Елену – Елену Не греки украли, а век!
ПЕСНЯ ПРО НЕСЧАСТЛИВЫХ ВОЛШЕБНИКОВ, ИЛИ ЭЙН, ЦВЕЙ, ДРЕЙ!
Жили-были несчастливые волшебники, И учеными считались и спесивыми, Только самые волшебные учебники Не могли их научить, как быть счастливыми, И какой бы не пошли они дорогою,Все кончалось то бедою, то морокою!
Но когда маэстро Скрипочкин – Ламца-дрица, об-ца-ца! И давал маэстро Лампочкин Синий свет из-за кулис, Выходили на просцениум Два усатых молодца, И восторженная публика Им кричала – браво, бис! – В никуда взлетали голуби, Превращались карты в кубики, Гасли свечи стеариновые – Зажигались фонари! Эйн, цвей, дрей! И отрезанные головы У желающих из публики, Улыбалясь и подмигивая, Говорили – раз, два. три! Что в дословном переводе означает –Эйн, цвей, дрей!