…«Неизвестный», увенчанный славою бренной! Удалец-молодец или горе-провидец?! И склоняют колени под гром барабанный Перед этой загадкою Главы Правительства! Над немыми могилами – воплем! – надгробья… Но порою надгробья – не суть, а подобья, Но порой вы не боль, а тщеславье храните – Золоченые буквы на черном граните!..
Все ли про то спето? Все ли навек – с болью? Слышишь, труба в гетто Мертвых зовет к бою! Пой же, труба, пой же, Пой о моей Польше, Пой о моей маме – Там, в выгребной яме!..
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, Тум-балалайка, шпил балалайка, Рвется и плачет сердце мое!
А купцы приезжают в Познань, Покупают меха и мыло… Подождите, пока не поздно, Не забудьте, как это было! Как нас черным огнем косило В той последней слепой атаке… «Маки, маки на Монте-Коссино», [21]Как мы падали в эти маки, А на ярмарке – все красиво, И шуршат то рубли, то марки… «Маки, маки на Монте-Коссино», Ах, как вы почернели, маки!
Но зовет труба в рукопашный, И приказывает – воюйте! Пой же, пой нам о самой страшной, Самой твердой в мире валюте!..Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, Тум-балалайка, шпил балалайка, Рвется и плачет сердце мое! Помнишь, как шел ошалелый паяц Перед шеренгой на Аппельплац, Тум-балалайка, шпил балалайка, В газовой камере – мертвые в пляс…
А вот еще: В мазурочке То шагом, то ползком, Отправились два «урочка»! В поход за «языком»! В мазурочке, в мазурочке Нафабрены усы, Затикали в подсумочке Трофейные часы! Мы пьем, гуляем в Познани Три ночи и три дня… Ушел он неопознанный, Засек патруль меня! Ой, зори бирюзовые, Закаты – анилин! Пошли мои кирзовые На город на Берлин! Грома гремят басовые На линии огня, Идут мои кирзовые, Да только без меня!.. Там у речной излучины Зеленая кровать, Где спит солдат обученный, Обстрелянный, обученный Стрелять и убивать! Среди пути прохожего – Последний мой постой, Лишь нету, как положено, Дощечки со звездой.
Ты не печалься, мама родная, Ты спи спокойно, почивай, Прости-прощай разведка ротная, Товарищ Сталин, прощавай! Ты не кручинься, мама родная, Как говорят, судьба слепа, И может статься, что народная Не зарастет ко мне тропа…
А еще: Где бродили по зоне КаЭРы[22], Где под снегом искали гнилые коренья, Перед этой землей – никакие Премьеры, Подтянувши штаны, не преклонят колени! Над сибирской Окою, над Камой, над Обью, Ни венков, ни знамен не положат к надгробью! Лишь, как вечный огонь, как нетленная слава – Штабеля! Штабеля! Штабеля лесосплава!
Позже, друзья, позже, Кончим навек с болью, Пой же, труба, пой же! Пой, и зови к бою! Медною всей плотью Пой про мою Потьму! Пой о моем брате – Там в Ледяной Пади!..
Ах, как зовет эта горькая медь Встать, чтобы драться, встать, чтобы сметь!Тум – балалайка, шпил балалайка, Песня, с которой шли мы на смерть!Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, Тум-балалайка, шпил балалайка, Рвется и плачет сердце мое!
31 декабря 1968, г. Дубна
БАЛЛАДА О ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ
«…Призрак ходит по Европе, призрак коммунизма…»
Я научность марксистскую пестовал, Даже точками в строчке не брезговал. Запятым по пятам, а не дуриком, Изучал «Капитал» с «Анти-Дюрингом». Не стесняясь мужским своим признаком, Наряжался на праздники призраком, И повсюду, где устно, где письменно, Утверждал я, что все это истинно.
От сих до сих, от сих до сих, от сих до сих, И пусть я псих, а кто не псих? А вы не псих?
Но недавно случилась история – Я купил радиолу «Эстония», И в свободный часок на полчасика Я прилег позабавиться классикой. Ну, гремела та самая опера, Где Кармен свово бросила опера, А когда откричал Эскамилио, Вдруг свое я услышал фамилие.
Ну, черт-те что, ну, черт-те что, ну, черт-те что!Кому смешно, мне не смешно. А вам смешно?
Гражданин, мол, такой-то и далее – Померла у вас тетка в Фингалии, И по делу той тети Калерии Ожидают вас в Инюрколлегии. Ох и вскинулся я прямо на дыбы, Ох, не надо бы вслух, ох, не надо бы! Больно тема какая-то склизкая, Не марксистская, ох, не марксистская!
Ну, прямо, срам, ну, прямо, срам, ну, стыд и срам!А я-то сам почти что зам! А вы не зам?
Ну, промаялся ночь, как в холере, я, Подвела меня, падла, Калерия! Ну, жена тоже плачет, печалится – Культ – не культ, а чего не случается?! Ну, бельишко в портфель, щетку, мыльницу, Если сразу возьмут, чтоб не мыкаться, Ну, являюсь, дрожу аж по потрохи, А они меня чуть что не под руки.