А далее кости поплоше Пойдут по сравнению с той, – Поплоше, но странно похожиБесстыдной своей наготой.
Обмылки, огрызки, обноски, Ошметки чужого огня: А в сноске – вот именно в сноске –Помянет историк меня.
Так, значит, за эту вот строчку, За жалкую каплю чернил, Воздвиг я себе одиночкуИ крест свой на плечи взвалил.
Так, значит, за строчку вот эту, Что бросит мне время на чай, Веселому щедрому светуСказал я однажды: «Прощай!»
И милых до срока состарил, И с песней шагнул за предел, И любящих плакать заставил,И слышать их плач не хотел.
Но будут мои подголоски Звенеть и до Судного дня… И даже не важно, что в сноскеИсторик не вспомнит меня!
15 января 1972 г.
ОБЛАКА ПЛЫВУТ В АБАКАН
ОБЛАКА
Облака плывут, облака, Не спеша плывут, как в кино. А я цыпленка ем табака,Я коньячку принял полкило.
Облака плывут в Абакан, Не спеша плывут облака. Им тепло, небось, облакам,А я продрог насквозь, на века!
Я подковой вмерз в санный след, В лед, что я кайлом ковырял! Ведь недаром я двадцать летПротрубил по тем лагерям.
До сих пор в глазах снега наст! До сих пор в ушах шмона гам!.. Эй подайте ж мне ананасИ коньячку еще двести грамм!
Облака плывут, облака, В милый край плывут, в Колыму, И не нужен им адвокат,Им амнистия – ни к чему.
Я и сам живу – первый сорт! Двадцать лет, как день, разменял! Я в пивной сижу, словно лорд,И даже зубы есть у меня!
Облака плывут на восход, Им ни пенсии, ни хлопот… А мне четвертого – перевод,И двадцать третьего – перевод.
И по этим дням, как и я, Полстраны сидит в кабаках! И нашей памятью в те краяОблака плывут, облака…
И нашей памятью в те краяОблака плывут, облака…
ПЕСНЯ О СИНЕЙ ПТИЦЕ
Был я глупый тогда и сильный, Все мечтал я о птице синей, А нашел ее синий след – Заработал пятнадцать лет: Было время – за синий цветПолучали пятнадцать лет!
Не солдатами – номерами, Помирали мы, помирали. От Караганды по Нарым –Вся земля, как один нарыв!
Воркута, Инта, Магадан! Кто вам жребий тот нагадал?! То вас шмон трясет, а то цынга! И чуть не треть зэка из ЦК. Было время – за красный цветДобавляли по десять лет!
А когда пошли миром грозы – Мужики на фронт, бабы – в слезы! В желтом мареве горизонт, А нас из лагеря, да на фронт! Севастополь, Курск, город Брест… Нам слепил глаза желтый блеск. А как желтый блеск стал белеть, Стали глазоньки столбенеть! Ох, сгубил ты нас, желтый цвет!Мы на свет глядим, а света нет!
Покалечены наши жизни! А, может, дело все в дальтонизме!? Может, цвету цвет не чета, А мы не смыслим в том ни черта?! Так, подчаливай, друг, за столик, Ты дальтоник, и я дальтоник… Разберемся ж на склоне лет,За какой мы погибли цвет!
ЛЕВЫЙ МАРШ
Левой, левой, левой,Левою, шагом марш!
Нет, еще не кончены войны, Голос чести еще невнятен, И на свете, наверно, вольно,Дышат йоги, и то навряд ли!
Наши малые войны были Ежедневными чудесами В мутном облаке книжной пылиГосударственных предписаний.
Левой, левой, левой,Левою, шагом марш!
Помнишь, сонные понятые Стали к притолоке головой, Как мечтающие о тылеРядовые с передовой?!
Помнишь, вспоротая перина, В детской комнате – зимний снег?! Молча шел, не держась за перила,Обесчещенный человек.
Левой, левой, левой,Левою, шагом марш!
И не пули, не штык, не камень, – Нас терзала иная боль! Мы бессрочными штрафникамиНачинали свой малый бой!
По детдомам, как по штрафбатам – Что ни сделаем – все вина! Под запрятанным шла штандартомНеобъявленная война.
Левой, левой, левой,Левою, шагом марш!
Наши малые войны были Рукопашными зла и чести, В том проклятом военном быте,О котором не скажешь в песне.
Сколько раз нам ломали ребра, Этот – помер, а тот – ослеп, Но дороже, чем ребра – вобла,И соленый мякинный хлеб.
Левой, левой, левой,Левою, шагом марш!
И не странно ли, братья серые, Что по-волчьи мы, налету, Рвали горло – за милосердие,Били морду – за доброту!
И ничто нам не мило, кроме Поля боя при лунном свете! Говорили – до первой крови,Оказалось – до самой смерти…
Левой, левой, левой,Левою, шагом марш!
ЧЕХАРДА С БУКВАМИ
В Петрограде, в Петербурге, в Ленинграде, на Неве, В Колокольном переулке жили-были А, И, Б. А служило, Б служило, И играло на трубе, И играло на трубе, говорят, что так себе,Но его любили очень и ценили А и Б.