– Отлично. – Спорить сейчас смысла не было – Элеонора приняла решение. Если хочет считать, что это было недоразумение – прекрасно, это выглядело лучше, чем та дикая версия, которую она придумала в пятницу, – будто кто-то пытается таким изощренным способом свести ее с ума. – Дай мне знать, если тебе что-то понадобится. У меня сегодня весь день расписан, пациенты один за другим, но ты можешь оставить сообщение Молли, и я перезвоню тебе между сеансами.
– Спасибо, и еще раз спасибо за пятницу. Прости, что вела себя как сумасшедшая. – Элеонора пыталась говорить непринужденным тоном, но Карен услышала надрыв в голосе, когда подруга добавила: – Увидимся в пятницу.
– Я тебя люблю, – Карен попрощалась так, как они это делали всегда, но Элеонора уже повесила трубку.
Последний пациент Карен в то утро представлял один из самых интересных случаев, с которыми ей довелось работать. В сорок два года он согласился на гипнотерапию, чтобы попытаться выяснить причину проблем в пищевом поведении, и узнал, что когда ему было четыре года, мать или насильно кормила его, или морила голодом в качестве наказания за малейшие проступки. Его мать умерла за три года до гипнотерапии, поэтому он не мог точно узнать, истинное это воспоминание или ложное, и не представлял, как справиться с проблемой. Гипнолог запаниковал из-за осложнений, которые могло дать это открытие, и быстро перенаправил пациента к Карен. У них наблюдался прогресс, хотя и медленный, они использовали письмотерапию. Карен всегда хотела заниматься именно такими случаями – когда она реально могла изменить жизнь человека. Она всегда стремилась к этому.
После сеанса за ней заехал Майкл, чтобы вместе пообедать. Карен до сих пор гадала, как ему удается появляться в самое идеальное время, именно тогда, когда он ей нужен, – этакий счастливый пенни[19]. Выглядел он потрясающе, как и всегда. Она прижалась к его темно-серому костюму, вдохнула запах лосьона после бритья, стараясь, чтобы он отпечатался у нее в сознании на то время, пока Майкла не будет рядом. Рабочие дни пролетали гораздо быстрее, чем выходные. Это было все равно что целый год ждать один день Рождества.
– Как работа? – спросил он, тщетно пытаясь выглядеть достойно, когда наматывал лапшу на палочки, а она сваливалась в третий раз подряд.
Карен рассмеялась и подозвала официантку китайского ресторанчика, который по большей части работал навынос.
– Можно нам вилку?
Здесь было всего три столика для небольшого количества клиентов, которые не забирали еду с собой, два другие сейчас пустовали, поэтому Карен не переживала, что кто-то услышит ее ответ на вопрос. Майкл знал, что Карен не может сообщать специфические детали про своих пациентов, поэтому у них имелись кодовые имена для них самих и их случаев. Профессиональная этика позволяла ей эту игру, потому что она ничем не отличалась от научных статей, которые она имела право писать и публиковать, если не упоминает настоящих имен пациентов.
– М-м-м, да все в порядке, – ответила Карен. – Трэвис продолжает называть меня «босс» чуть ли не в каждом втором предложении, причем говорит снисходительно, а ведь я начну подготовку только после того, как Кен уйдет на пенсию. Здравствуй-Мэри-из-высшего-класса на этой неделе вела себя несколько напряженно, – продолжала она, говоря нейтральным тоном, когда имела в виду Джессику Гамильтон. Под именем «Здравствуй-Мэри-из-высшего-класса» подразумевались женщины, у которых не было никаких серьезных проблем. Зачастую такие женщины, совершив какой-то проступок, хотели снять груз с плеч и использовали терапию скорее как исповедь, а не способ понять, почему поступили именно так. Обычно они не стремились изменить свое поведение.
– Все еще ходит на сеансы? – Майкл кивком поблагодарил симпатичную молодую официантку, которая принесла вилку.
– Ага. И она ничуть не стала лучше понимать причины ненависти к жене своего любовника. А дело в том, что она чувствует вину из-за того, что спит с женатым мужчиной, у которого есть дети.
Карен страшно хотелось упомянуть имя Адама. «У тебя нет никаких доказательств. Вспомни про этику. Вспомни о продвижении по службе».
– Судя по тому, что я слышал, она, кажется, просто пользуется своей привлекательностью. Как я и раньше говорил тебе, Карен, я не понимаю твою профессию. Ты же совершенно точно знаешь, что заставляет ее так себя чувствовать. Почему ты просто не можешь ей сказать, в чем дело?
– Поверь, мне бы очень этого хотелось. – Ей удалось отправить в рот остатки лапши с говядиной, не запачкав бежевую блузку. – Но люди отказываются верить, что могут быть сами виноваты в своих смешанных чувствах. Сказать ей прямо – все равно что сообщить, что она должна порвать с этим мужчиной для решения проблемы. А она не собирается с ним расставаться. Значит, после сеанса она уйдет, уверенная, что у нее с головой все в порядке, потому что она ходила к психотерапевту и в ней ничего не поменялось.