Наверное, был только один человек, с которым она могла поговорить, – Роберт. Ей было необходимо с кем-то обсудить этот случай; если даже только гипотетически один из пациентов может навредить кому-то, они должны об этом сообщить. Промолчишь – совершишь профессиональное самоубийство. И ведь еще были записи, которые она делала. Она не могла их изменить задним числом – во всех документах ставилось время, как и в случае любой правки. Делалось это в интересах получения полной информации на случай, если возникнут какие-то… проблемы.
Карен не знала, почему не рассказала Майклу, как она на самом деле себя чувствует, – ей казалось, что Джессика ее знает. Что между ними есть что-то личное. Может, Карен все еще отрицала эту возможность, а если скажет об этом вслух, то придется как-то действовать.
– Ты прав, – тихо сказала она, не желая больше продолжать этот разговор. – Мне нужно приготовить ужин.
Глава 41
Элеонора
Крики не прекращались все утро. Каждый раз, когда Элеонора хотя бы на секунду укладывала Ноя в кроватку, он превращался в завывающую сирену, отчаянно желая уведомить власти о том, что его бросили. С Тоби было не легче. Он ел так медленно, что у Элеоноры появилась уверенность: его тарелка с кашей наполняется каждый раз, когда она в нее заглядывает. Часы показывали уже без пятнадцати восемь, и ни один ребенок еще не был одет.
Проблема заключалась в том, что она просто не могла ни на чем сосредоточиться. Колесо у нее в голове крутилось как в замедленной съемке, хомяк объявил забастовку и еле передвигает лапами. У нее возникло ощущение, будто кто-то удалил мозг из ее черепной коробки ложка за ложкой, а вместо него наполнил ей голову воздушно-пузырчатой пленкой. Время от времени она вдруг обнаруживала, что стоит и не двигается, смотрит прямо перед собой и не понимает, что хотела сделать.
Ей следовало приготовить все вчера вечером. Она это прекрасно понимала. Когда появился Ной, она пообещала себе, что будет организованной и начнет готовить все для школы накануне вечером. Сейчас ей хотелось над этим смеяться. Несмотря на обещание Адама работать поменьше, его не было дома почти каждый вечер, а к тому времени, как удавалось уложить обоих мальчиков, ей хотелось только принять ксанакс[22] и рухнуть в кровать. Слава богу, что у нее есть волшебные пилюли.
Она положила Ноя в детское кресло-качалку и попыталась вспомнить, какой сегодня день, что нужно дать Тоби с собой в школу и что ей необходимо сделать вне дома. Она собиралась купить подарки ко дню рождения Тоби, написать приглашения на вечеринку, но ребенок кричал не переставая. Тоби громко включил телевизор, чтобы слышать героев программ, которые он смотрел, и голоса из телевизора перекрыли шум дома, а в голове у Элеоноры барабаны отбивали ритм с шести часов утра, когда она только проснулась.
– Мама… – открыл рот Тоби.
Опасаясь, что она сама сейчас вполне может опуститься на пол и начать орать, Элеонора предупредительно подняла дрожащую руку.
– Секундочку, Тоби, маме нужно в туалет.
Она исчезла за дверью, а потом побежала наверх, перепрыгивая через две ступени – так быстро она еще этим утром не передвигалась. Она закрыла за собой дверь ванной комнаты и сползла вниз, прижимаясь спиной к деревянной поверхности. Крики Ноя все еще доносились снизу, но, по крайней мере, громкость стала приемлемой.
Она вытащила бутылочку с таблетками из кармана халата, где они все утро перекатывались, напоминая о себе, высыпала две на ладонь, с жадностью отправила в рот и проглотила, даже не запив водой. Она снова прижалась головой к двери и закрыла глаза.
«Ну, давай, тебе нужно только доехать до школы, – мысленно сказала она сама себе. – Ноя даже не нужно одевать; просто набросить на него пальтишко, и он готов. Если у Тоби в рюкзаке лежат деньги на завтрак и домашнее задание, которое он сделал вчера, то с ним все будет в порядке. Ему нужна спортивная форма? В какой день у него физкультура? Все равно лучше дать ее с собой на всякий случай…»
Силой воли она заставляла себя подняться, но ноги казались такими тяжелыми, а здесь на полу было так уютно, настолько тише, чем внизу. Если бы она только могла здесь остаться, хотя бы на пять минут…
В дверь стучали настойчиво, затем начались крики: «Мама! Мама! Мама!», причем такие громкие, что Элеонора открыла глаза. Она заснула? Сколько времени она здесь сидит? Конечно, всего пару минут, но крики Ноя теперь казались более страдальческими, а в голосе Тоби слышалось отчаяние. Она заставила себя подняться на ноги, в голове, казалось, взрывались петарды, но она резко распахнула дверь ванной комнаты.