И уже через день ухает где-то пушка. И как сухие сучья в жарком костре, потрескивают выстрелы.
Появились первые раненые, первые убитые.
А еще через несколько дней Москва потонула в гуле орудийной стрельбы. Пушки бьют вдоль Тверской, сметая баррикады, снаряды вспахивают Пресню, откусывают огромные ломти от домов.
Горят окраины. И где-то, как голодные, шелудивые псы, брешут пулеметы карателей.
Володя пробирается к Цветному бульвару. У него нет револьвера, зато в портфеле стеклянная бомба с песочной пробкой. Он должен доставить ее Черту. Тот так и приказал:
— Принесешь на Цветной, меня найдешь у баррикады!
К удивлению, до Цветного добрался сравнительно легко. Но дальше начались трудности. Дружинники смотрели косо на репортеришку с портфелем. Так и хотелось сказать этим рабочим парням: «Я свой, я для вас делаю оружие!»
Но нельзя, он нелегал. Более того, он связной!
Володя очень боялся, что они потребуют открыть портфель. Догадаться, что бутылка — бомба, может человек и несведущий, ведь из горлышка торчит фитиль. А вдруг подумают, что он несет бомбу, чтобы взорвать баррикады? Не успеешь ничего доказать — на месте порешат. И Черт не спасет.
С трудом, проходными дворами, сквозными парадными, Володя все же добрался до баррикады и сразу увидел Черта. В короткой куртке, в кепке с наушниками, в высоких сапогах, он являл собой какую-то странную смесь российского рабочего и иностранца. А может быть, такое впечатление создавали наушники? Но Володе было не до нарядов.
Черт схватил бомбу. Его сразу же окружили дружинники. Они с опаской поглядывали на зеленую бутыль и плохо слушали Богомолова. Наверное, он бы еще долго объяснял рабочим устройство снаряда, но в это время со стороны Самотеки затрещали выстрелы. Черт бросился к баррикаде.
— Не стрелять! Пусть подойдут поближе…
Володя спрятался в какой-то подъезд. И баррикада видна со всех сторон, и от пуль укрытие надежное.
Володя не отрывает глаз от Черта. А тот притаился, бомбу прижал к груди. Рядом какой-то дружинник, у него наготове спички. Вот вспыхнул огонек, затлел фитиль.
— Ложись!..
Черт размахнулся. Володя инстинктивно потянулся руками к ушам, но не успел…
Грохот, звон стекла — это сыпались окна в соседних домах… И крики.
Богомолов оглянулся, заметил Володю, махнул рукой.
— Тебя Иннокентий спрашивал, велел немедленно к нему. Я со своей квартиры в Екатерининском парке съезжаю, так что больше туда не ходи. Передай, бомбы нужны всюду. Это третья, вчера я такие же две бросил на Домниковской и у себя в парке. Зря бросал в парке, потому и квартиру меняю. Ну беги, пока здесь тихо.
Черт пожал Володе руку, подтолкнул и уже больше не обращал на него внимания.
Иннокентий засел в Симоновской слободе.
«Симоновской республикой» прозвали этот район в дни восстания. Он отрезан от остальных районов Москвы, и туда еще нужно пробраться.
Володя заспешил: успеть бы до темноты.
Володя Прозоровский уже который раз пытается втолковать хмурому железнодорожнику, что тот не имеет права его задерживать. И пароль, и отзыв — все сошлось. Володя спешит в Москву.
Опасно? Конечно, опасно, но документы у него в порядке. Бумажки, правда, не бог весть какие — репортер газеты «Московские ведомости». А газеты пока еще не выходят. Но Володя уже успел убедиться, что к репортерам жандармы и солдаты не придираются, хотя и ворчат, если эти проныры суют нос в их «охранные дела».
Жандармы пропускают. А вот этот железнодорожник, свой, рабочий дружины депо Москва-Казанская, и задержал. Обидно!
— Да пойми ты, дурья голова, ну как отсель в Москву добраться? Поезда не ходят? Не ходят. Извозчики попрятались, как тараканы в мороз. Им предложи чистое золото — все одно не повезут: эвон как там стреляют. Выходит, пешком по шпалам… Все одно далече не уйдешь. Вчерась на вокзале были наши. А сегодня, сказывают, семеновцы из Питера. Ждать надобно. Вот пойдет поезд с дружинниками — посажу. А там как знаешь… Репортер!
Володе же нужно как можно скорее попасть на Никитскую. У него там явка в редакции. Необходимо предупредить Иннокентия — Дубровинского, — что близ Москвы оружия нет. И помощь вряд ли будет. Все отдали Москве: и ружья и людей. Если и правда подойдут семеновцы, то встретить их некому и нечем.
А может, этот сыч правду говорит? Вдруг власти действительно сумели по Николаевской дороге, которая так и не бастовала, подкинуть верные войска из столицы и ближайших городов? Тогда, конечно, Каланчевка занята. В первую очередь они о вокзалах позаботятся. Но как же тогда поезд с дружинниками?