В целях конспирации взлетали при погашенных огнях. Взлетная полоса была короткой, а так как был полный штиль, самолет пришлось поднимать на форсаже. Короткий разбег, прыжок – и вот они уже растворились в черном бархате неба, на котором крупными светлячками выступили осенние звезды. Огромное ночное небо и в нем, кажется, никакого движения. Только полет тишины…
«Интересно, что там сейчас делает Нина?» – думал Жаков. Спит или переживает за него? Обычно он сам сообщал ей о своих командировках, а тут вон как вышло… Пришлось просить старлея Пахомова, чтобы тот сделал это за него. Обещал позвонить. И с Васей Гончаруком обещал переговорить, чтобы тот не спускал глаз с Нины. Время-то вон какое серьезное. А на нее уже было одно покушение. А где одно, там может быть и второе…
…Козырев оказался человеком душевным, если не сказать простым. Это он на земле из себя начальника строил, а как только сел в самолет, тут же вытащил из большого, слегка потрепанного в казенных поездках портфеля бутылку коньяка и закуску. Так, мол, полагается – это чтобы полет был счастливым.
С собой у него был только один походный стаканчик. Тот и пошел по кругу.
– Лететь нам, братцы, часа четыре, так что кто хочет, может поспать, – сказал старшой, когда они почти в полной темноте опорожнили бутылку.
Но разве уснешь – ведь на душе такое творится… Не в чужие края летят – на родину! Странно как-то… Вроде бы недавно оттуда, а кажется, будто вечность прошла.
Заметив, что офицеры проигнорировали его предложение, Козырев достал из портфеля вторую бутылку. Дескать, коль не берет сон, давайте выпьем еще. Глядишь, и поможет…
Когда прикончили и эту бутылку, их потянуло на разговоры. Говорить было трудно – мешал гул работающих моторов. Вот они и старались перекричать его. В основном говорили о том, как они будут жить после войны. Всем хотелось в мирной профессии себя найти. Например, Козырев с удовольствием бы вернулся в школу, где он начинал когда-то свой трудовой путь, работая учителем русского языка и литературы. Он знал много стихов и постоянно их цитировал: когда к месту, когда просто так – от любви к искусству. После выпитого все были в ударе чувств. Даже чуть было петь не начали. И запели бы, если бы кто-то вдруг не выглянул в иллюминатор и не увидел слева по борту какие-то две пульсирующие точки. Взглянули вправо – та же картина…
– Американцы! – долетело вдруг до их слуха из кабины пилота, и тут же двое пулеметчиков, которые до этого сидели тихо, ничем не проявляя себя, заняли свои места.
– Вот собаки, так их перетак! – чужим голосом проговорил бывший учитель. – Что им надо?.. – он прильнул к иллюминатору и, неотрывно глядя в него, тихонько паниковал. – Но как же они нас заметили? Мы ж без огней летим… А может…
Вот это «а может» больше всего и тревожило его. Он знал, что американские самолеты стали все чаще и чаще совершать ночные полеты над территорией, занятой советскими войсками. Видимо, пытались вести разведку, а заодно и следить за передвижением наземного и воздушного транспорта русских. Что и говорить, те прославились в войну своими хитроумными стратегическими решениями, так что за ними глаз да глаз нужен. Особенно ночью, которая давно стала им верным союзником в их потайных делах. А тут самолет без огней – разве не подозрительно?..
Козырев человеком был необстрелянным – испугался. Впрочем, и бывалые встревожились. Дескать, не хватало еще, чтобы их сбили! Ладно бы на войне – а то в мирное время. Что люди будут говорить на их похоронах? Досадная оплошность союзников? Так бесславно и уйдут в землю. Уж лучше бы тогда на войне убили – не так было бы обидно…
Истребители, заняв место по обе стороны «тэбэшки», будто бы и не собирались улетать. А чего им было бояться? Русские шли без прикрытия, так что, по сути, большой угрозы для них не представляли. А вот сами были ничем не защищены. Это понимали и те, кто находился внутри бомбардировщика. В любую минуту их могли сбить, а у них и парашютов-то нет.
– Но ведь это не их территория! – не выдержал вдруг Бортник. – Есть же, в конце концов, соответствующие договоренности с американской администрацией.
Козырев усмехнулся.
– Договоренности!.. А когда их кто соблюдал? Ты думаешь, мы не пасемся на чужих территориях?.. А тут еще все так зыбко… Корея-то вроде пока одна – так что кто им запретит?
– Тогда их хотя бы пугануть стоит! Ведь кого кусать вздумали? Победителей! – Бортник после выпитого был в ударе, и его тянуло на подвиги.