«Спасибо», — говорит он ей одним взглядом и, отвернувшись, опускается на одно колено, касаясь ладонью теплого камня.
Выбитые на нем готические буквы еще долго стоят перед глазами, словно выжженные на сетчатке.
«Годрик Рикон Гриффиндор.
31 июля 936 — 31 июля 966.
Когда зацветет вереск…»
Салазар открыл глаза, и время, прошелестев тысячами пожелтевших календарных страниц, вновь вернулось в сегодняшний день.
День, когда он наконец почувствовал, что это место отпускает его. Отпускает к тому, к кому впервые за последние десять веков по-настоящему хотелось вернуться.
***
— Это мне? — Гарри с восхищением разглядывал овальный серебряный медальон с выгравированной на нем буквой «S».
— Тебе, — Салазар пристально смотрел на него, и под этим взглядом к Гарри вновь возвращалось странное ощущение потери чего-то важного, которое он до сих пор не мог себе объяснить. — Сегодня ведь твой день рождения.
— Вы знаете? — в зеленых глазах мелькнуло удивление.
— Я все о тебе знаю. Ну… или почти все, — Салазар усмехнулся. — Этот медальон позволит нам поддерживать постоянную связь, когда ты вернешься в Хогвартс. Пока он на тебе, никто не сможет его увидеть или обнаружить. Если захочешь со мной связаться, просто открой его.
— Спасибо, — Гарри зачарованно провел кончиками пальцев по гладкой крышке, осторожно обвел крохотную змейку, а потом поднял задумчивый взгляд на Салазара. — А почему вы это делаете?
— Что? — тот слегка поднял бровь.
— Помогаете мне, — тихо сказал Гарри. — Заботитесь обо мне. Дарите подарки… Это все тоже часть вашей… благотворительности?
Он затаил дыхание, ожидая ответа. Потому что точно знал, что если услышит «да» — это будет неправдой. За время, проведенное в одном доме с Великим Салазаром Слизерином, он успел почувствовать, что тот относится к нему совсем не так, как он ожидал.
Нет, внешне все выглядело довольно обычно, как это бывает между учителем и учеником, но вот в мелочах… Как только Гарри немного освоился в новой для себя обстановке, он начал замечать детали, которые не бросались в глаза. Случайно пойманный взгляд, в котором надежда и ожидание причудливо смешивались с тоской, случайное касание во время тренировки, длящееся чуть больше, чем нужно, непривычные интонации, проскальзывающие иногда в голосе…
А главное — абсолютно иррациональное, но удивительно сильное ощущение того, что он дорог Салазару. Несмотря на жесткие методы обучения, резкие слова и внешнюю незаинтересованность в нем, Гарри каждой клеточкой тела чувствовал, что Салазар беспокоится о нем. Что он почему-то важен для него. Что в случае реальной опасности, он перегрызет за него глотку кому угодно.
И Гарри готов был поспорить на все свое золото, что к другим своим подопечным он так не относился. Только к нему. Знать бы еще — почему?
— Нет, — негромкий голос вырвал его из размышлений, и Гарри наконец выдохнул. — Это личное.
— Личное?
Салазар посмотрел на него долгим взглядом. Тем самым, особым, взглядом, который Гарри никак не мог разгадать.
— Ты поймешь. Со временем.
— Пойму?
Гарри замер, боясь разрушить это мгновение. Между ним и Салазаром будто возникли тонкие, призрачные нити чего-то, выходящего далеко за рамки отношений учителя и ученика. Внутри появилось уже знакомое радостно-теплое ощущение узнавания, как будто его душа тянулась к чему-то давно забытому.
— Я надеюсь, — тихо и очень искренне сказал Салазар, и вышел из комнаты, оставив его в состоянии легкой прострации.
Гарри опустил взгляд и посмотрел на медальон в своей ладони.
Медальон, который — он готов был поклясться — уже видел когда-то. В другое время. В других обстоятельствах. В другой жизни.
— Если ты думаешь, что я стану носить эту ерунду, ты глубоко заблуждаешься…
— Куда ты денешься?
Жизнерадостный смех эхом зазвучал в воздухе. Гарри медленно надел медальон, и тот мгновенно стал невидимым, но вполне осязаемым. Пальцы рассеянно коснулись прохладного металла. Внутри вспыхнул почти охотничий азарт.
— Я пойму. Я вспомню. Должен вспомнить…
Комментарий к Тонкие нити
Спасибо большое всем за поддержку!
У автора временные финансовые трудности в связи с болезнью,
поэтому продолжение может выходить с задержками.
Если кто-то захочет помочь, автор будет очень благодарен.
Люблю вас!
========== Двойная жизнь ==========
Выпад, удар, поворот… палочка в пальцах нагревается от непрерывного потока заклятий… воздух расцвечен яркими вспышками… в венах кипит адреналин… поворот, выпад…
— Ауч! — одна коварная подножка, и Гарри кубарем катится по ковру. — Так нечестно!
— Да ну? — Марго нагло ухмыляется, глядя, как он собирает конечности в кучу. — А ничего, что ты с палочкой, а я без?
Гарри только фыркает, откидывая со лба прядь волос.
— А ничего, что у тебя фора в сто пятьдесят лет?
***
С Марго было удивительно легко.
Несмотря на колоссальную разницу в возрасте, Гарри почему-то воспринимал ее почти как свою ровесницу. Да и сама Марго — хрупкая, невысокая, веселая и острая на язык — вовсе не выглядела умудренной жизнью матроной.
С ней было одинаково комфортно болтать о всякой ерунде и говорить о чем-то серьезном, а можно было и просто молчать, не чувствуя при этом никакой неловкости.
При этом поведение ее поначалу часто ставило Гарри в тупик.
Она могла ворваться в пять утра к нему в спальню, размахивая газетой и матеря каких-то неизвестных журналистов со всеми их родственниками до седьмого колена, а могла целый день провозиться с невесть где подобранным голубем, вывихнувшим крыло. Могла хладнокровно забить до полусмерти четверых магглов, приставших к ней в темном переулке, а потом весь вечер всхлипывать над сентиментальной мелодрамой, идущей по телевизору.
Даже внешность ее казалась нелогичной. Веснушки на носу, тонкие запястья, пушистая шапка светлых волос, делающая ее похожей на одуванчик — и тут же пронзительные черные глаза и страстная любовь к кожаной одежде с бесконечными цепями, шипами и заклепками.
Впрочем, спустя некоторое время Гарри понял, что в случае Марго все это непостижимым образом сочетается между собой и даже создает какую-то особую гармонию, и перестал об этом думать.
***
Удар, выпад, поворот… каждая неудача только подхлестывает азарт… подсечка, выпад…
— Ауч! — тренировочный шест бьет под ребра, сбивая дыхание. — Больно, между прочим!
— Не ныть! — черные глаза задорно сверкают. Шест, изящно провернувшись несколько раз, возвращается в исходную позицию. — Ты вообще герой или где? Учти, будешь филонить — пожалуюсь Зару!
— Кстати, а где он? — Гарри морщится, потирая ушибленный бок.
— По делам уехал, — Марго округляет глаза. — Он что тебе — нянька, безвылазно тут сидеть? У него, между прочим, работа есть, и не одна, прибавь к этому миллион знакомых, приюты, магический бизнес, маггловский бизнес…
— Я понял, понял! — Гарри поднимает руки с раскрытыми ладонями, а потом садится по-турецки на ковер. — Слушай, а ты давно его знаешь?
Марго садится напротив, аккуратно положив рядом шест, и подпирает кулаком щеку.
— Ну… лет семьдесят-восемьдесят… Познакомились случайно, в чикагском клубе, с тех пор эпизодически дружим…
***
Насколько понял Гарри, «эпизодическая дружба» заключалась в том, что примерно раз в десять лет Марго неожиданно появлялась на пороге у Салазара, некоторое время у него тусовалась, совершенно не претендуя на внимание, а затем так же неожиданно исчезала в неизвестном направлении.
При этом относились они друг к другу абсолютно по-соседски. Ни о какой привязанности или, не дай Мерлин, любви там речи не шло.
Марго объясняла это тем, что с такими людьми, как Салазар, нельзя долго находиться рядом. Иначе ты обязательно начинаешь к ним привязываться или еще хуже — влюбляться — и уходить от них потом очень больно. А уходить приходится, потому что люди эти всегда одиночки и полностью самодостаточны.