— Альбус? — Слизерин вопросительно поднял брови.
— Дамблдор! — уточнил Фламель. — Нынешний директор Хогвартса… О, ну только не надо делать такое лицо, а то сейчас у меня все молоко в доме прокиснет!
Мгновенно помрачневший Салазар поморщился.
— Ник, ты прекрасно знаешь, что я слышать ничего не хочу ни о Шотландии, ни о Хогвартсе, ни о каких-то там чудесных директорах…
— И очень даже зря, — назидательно заметил Фламель. — В последнее время у нас тут очень неспокойно. Темные Лорды, войны, я уже не говорю о плачевнейшем состоянии министерства, неужели тебе действительно все равно?
— Абсолютно, — равнодушно сказал Салазар, делая глоток чая. — Я здесь не живу.
— Но ведь Хогвартс — твое детище…
— Хогвартс — был благородной инициативой Рика и Хельги. Мы с Ровеной участвовали во всем этом постольку-поскольку. И не надо, ради Мерлина, мне рассказывать о моем святом долге Основателя, я им не нянька. Пусть разбираются со своими проблемами сами.
Взгляд Фламеля стал очень внимательным. Напускная веселость и легкомыслие слетели с него, как сухие листья.
— Никак не можешь забыть? — без улыбки спросил он.
По лицу Салазара скользнула тень.
— О чем ты?
— Ты знаешь, о чем.
— Это было очень давно…
— И поэтому ты до сих пор избегаешь этих мест? — проницательно заметил Николас. — Поэтому тебе до сих пор больно возвращаться в Хогвартс? Когда ты был там последний раз, Салазар? Кажется, незадолго до нашей прошлой встречи? И то только потому, что кто-то разбудил твою змею…
— Что ты хочешь от меня услышать? — не выдержал Салазар. — Что я сожалею о том, что не могу стереть себе память? Что за тысячу лет так и не научился жить без него? Что все чаще и чаще просыпаюсь по ночам от кошмаров? Да, черт возьми, просыпаюсь! Что дальше?
— И давно они вернулись? — внезапно заинтересовался Фламель, ничуть не смущенный этой вспышкой гнева.
— Какая разница? — раздраженно дернул плечом Салазар, снова откидываясь на спинку кресла. — Лет десять назад…
— А ты не думал, что это может быть знаком? — задумчиво произнес Фламель. — Что, возможно, эти сны вызваны возвращением его души? Ведь если подумать…
— Хватит, — тихо сказал Слизерин, прикрыв глаза. — Прекрати.
— Но теоретически…
— Я устал от теорий, Ник, — прервал его Салазар, со стуком опустив чашку на блюдце. — Я устал ждать. Я устал верить в знаки, которые никуда не приводят. Я больше не могу и не хочу надеяться на чудо.
— Мне печально это слышать, — вздохнул Фламель. — Ведь кто мы без наших мечтаний и чаяний? И что за жизнь без надежды?
— Спокойная жизнь. Без разочарований.
— Ты удивляешь меня, Салазар. Ты прожил дольше, чем любой в этом мире, и умудрился остаться максималистом…
Слизерин криво усмехнулся.
— Максималистом, говоришь? Что ж, давай, попробуй прожить тысячу лет без своей Пенни, с одной лишь призрачной надеждой на ее возвращение, а потом мы вернемся к этому разговору.
Фламель молча покачал головой. Он слишком давно знал этого человека, чтобы пытаться спорить с ним. Если Салазар что-то для себя решил, и сам Мерлин был бы не в силах переубедить его.
Но и согласиться с ним Николас не мог. Конечно, раз за разом терпеть разочарование, снова и снова терять надежду — это больно. И каждая такая попытка оставляет шрам на сердце, который даже время не в силах исцелить. Страшно подумать, сколько таких шрамов накопилось у Салазара за века ожидания, сколько он пережил прежде, чем заставил себя перестать ждать… И все же интуиция подсказывала Николасу, что это еще не конец. Что скоро, возможно, очень скоро, случится то, что навсегда изменит его жизнь.
Ведь известно, что чудеса — настоящие чудеса — случаются тогда, когда перестаешь их ждать.
***
12 июня 1992. Хогвартс. Подземелья.
— Камень… Отдай мне камень!..
Лица родителей за мутной пеленой зеркала медленно тают, а страшные змеиные глаза вспыхивают багровыми искрами.
— Нет! — Гарри крепко сжимает в руке рубиновый осколок. — Ты лжец!
— Убей его! — злое шипение, кажется, звучит сразу отовсюду.
И Квиррелл послушно бросается вперед…
***
12 июня. Флоренция. Квартира Слизерина.
Ослепительно яркая луна… дерево с раздвоенным стволом… капли крови на светлой ткани…
— Рик…
Он падает на колени рядом с неподвижным телом. Широко распахнутые зеленые глаза смотрят в никуда. На губах застыла легкая улыбка. А из груди торчит рукоять ритуального кинжала.
— У всего есть своя цена. Я предупреждала…
Он почти не слышит ядовитого голоса жрицы за спиной, он смотрит на разметавшиеся по траве медные волосы, улыбающиеся губы, остекленевшие глаза… Смотрит — и ничего не чувствует. Ни боли, ни ужаса, все это придет позже, тогда, когда он будет метаться раненым зверем по замку, пугая его обитателей и круша все на своем пути… А сейчас внутри лишь звенящая ледяная пустота.
И будто далеким эхом — голос ведьмы, которая обещала им чудо.
— Он вернется… и вы оба будете жить вечно, как я и обещала…
— Когда? — хриплый шепот вырывается помимо воли.
Безумный женских смех рассыпается вокруг серебряной пылью, оседая горечью на губах.
— Когда зацветет вереск…
***
— Зар! Зар, проснись! Да проснись же ты! — звонкий голос над ухом заставляет резко открыть глаза.
В розоватой предрассветной дымке перепуганное женское лицо кажется призрачным. Медно-рыжие волосы, зеленые глаза, россыпь веснушек на носу… Все не то. Мужчины, женщины, сколько их было? Похожих и совершенно других, красивых, умных, совсем юных и взрослых, магов, магглов… И все не те. Не его.
— Тебе что, кошмар приснился? — девушка встревоженно вглядывается в его лицо.
А Салазар безуспешно пытается вспомнить, как ее зовут.
— Все в порядке.
— Но ты так метался…
— Все. В порядке, — он отбрасывает смятую простыню и встает с постели.
За спиной раздается обиженный вздох.
— Ну… мне, наверное, лучше уйти?
— Такси вызвать? — вежливо-равнодушно, время все-таки позднее.
Случайная любовница смотрит с легкой иронией.
— Да я, вроде, аппарировать еще не разучилась…
— Тем лучше.
Прохладный душ привычно возвращает мыслям ясность. Жаль только, что вода не в силах объяснить причину вновь начавших преследовать его снов. Первые пару раз еще можно было списать на случайность, но… год от года они стали повторяться все чаще. Выбивали из колеи, мешали работать, жить, дышать… Из головы не шли слова Фламеля, сказанные почти год назад — а что если…
Салазар открыл глаза и резко ударил ладонью по влажной стене.
Нет. Хватит. Больше никаких «если». Никаких иллюзий и пустых надежд. Слишком дорого они обходятся.
А в ушах все еще звенел безумный смех давно мертвой ведьмы.
— У всего есть своя цена…
***
20 мая 1993. Хогвартс.
Гарри осторожно выбрался из сырого тоннеля в просторный, залитый зеленоватым светом зал. Теряющийся в вышине потолок, массивные колонны, выложенный мраморными плитами пол… и змеи. Много змей. Везде, куда ни падает взгляд, видны их чешуйчатые тела, треугольные головы, сверкающие изумрудами глаза. А в конце зала колоссальных размеров статуя.
На мгновение Гарри замер, вглядываясь в ее очертания. Жутковатого вида старик с длинной бородой производил отталкивающее впечатление, но в то же время отчего-то вызывал улыбку…
— Ах, вот, значит, каким ты хочешь предстать перед потомками? — веселый голос — то ли свой, то ли чужой — вдруг зазвучал прямо в голове, будто отголосок сна или воспоминания.
— Плевал я на потомков и их представления обо мне, — в другом голосе, показавшимся вдруг удивительно родным, звучит насмешка. — Заставили меня изображать из себя скульптора — наслаждайтесь.
И низкий жизнерадостный смех в ответ…