Я пожала плечами. Букет в моей руке отчаянно благоухал – так бывает всегда, когда нежные цветы увядают. Словно они торопятся отдать миру всю свою мудрость и радость жизни, пока их не коснулся тлен. Даже голова кружилась от этой прощальной сладости, но впереди уже маячила спасительная аллейка.
– Что рассказать, Стив? Он был обыкновенным. В меру религиозным, в меру хозяйственным, в меру… – Хотела сказать «любящим», но поняла вдруг, что любил-то он как раз без меры. – Он был обыкновенным. Даже не знаю – может, все дети говорят так о своих родителях? Но мне приятно, что ты считаешь важным поклониться его могиле. Действительно приятно… – Я свернула с аллейки на тропинку, утопающую в зелени. Сердце замирало, пропуская удары, но осталось совсем немного. – Если захочешь, мы обязательно навестим его. Только не сегодня, хорошо?
– Но… Что ты хочешь этим сказать?
Он замер шагах в пяти позади меня, потому что и сам всё понял. Понял вдруг. Понял внезапно, как гром среди ясного неба. Понял, но не может… не хочет признать.
– Мы пришли, Стив. – Я не смела поднять глаза. – Видишь, в её маленьком саду уже второй год растёт жасмин, как я и писала тебе в тех письмах…
Стив медленно подошёл и замер, глядя и на табличку с золочёными буквами. Трясущиеся пальцы робко перебирали ветви молодого жасминового куста, словно это были локоны любимой женщины, плечи оседали, как если бы Стива растапливало что-то изнутри, наваливалось на него непосильным грузом.
– Странно… – тихо обронил он, и я ужаснулась – голос его стал вдруг прерывистым, по-настоящему стариковским, – в Эль-Монто жасмин уже три дня как расцвёл, а здесь – только набирает бутоны…
– Почти двести километров, Стив, может поэтому?.. – Мне срочно нужно было сказать какую-то глупость, ерунду или деловую информацию, чтобы не дрожал подбородок, чтобы не свербило в носу, и не щипало глаза. – Примерно через неделю и у нас зацветёт. Возьми пока это… – Я протянула ему увядший уже букет. – Прости, Стив. Прости…
Он кивнул, взял цветы. Аккуратно расстелил их у подножия камня.
– Я вернулся, Кейти… – Слёзы его, горе его были тихими, почти незаметными, но при взгляде на них внутри у меня всё переворачивалось от боли. – Видишь ли ты меня, родная? Слышишь ли? – И вдруг упал на колени, приник лбом к мраморным стопам ангела, сидящего на надгробии. – Я у твоих ног, родная… Кейти, как же это… Ведь я вернулся… видишь, милая, я вернулся…
Я не выдержала, заплакала, уткнувшись лицом в пахнущие жасмином ладони. О Боже, помоги ему, укрепи его! Нет в мире вины, которая не искупилась бы такой любовью, как нет и сердца, способного выдержать такую боль… Накажи меня, Господи, ибо я согрешила, но помоги ему! Укрепи его, Господи!
***
Мы медленно, очень медленно шли обратно. В полном молчании. Стив сильно вспотел, но словно не замечал этого, а я не решалась напомнить ему, что плащ можно снять… Наконец, он кивнул своим мыслям, повернул ко мне голову, но взгляд по-прежнему смотрел в пустоту:
– К чему лишние слова, правда Теа? Я тебя понял. Сегодня в три пополудни обратный экспресс на Эль-Монте, а до этого я, пожалуй, пройдусь по Бродвею, вспомню былое… Но ты не будешь против, если я приеду сюда ещё, когда жасмин всё-таки расцветёт? Понимаешь, она писала, что всегда ждала меня именно в эти дни…
И вдруг осёкся. Ну конечно вспомнил, что на самом деле те письма писала я! Оступился слегка, покачнулся, но предупреждающе вскинул руку, не давая мне подхватить его под локоть.
– Не переживай, Теа. Я справлюсь, вот только… – сойдя с аллеи, бессильно привалился к одному из из надгробий, – только отдохну немного.
И надолго замолчал, тяжело дыша, растирая ладонью грудь. А мне – впору хоть рядом с ним вставай – казалось, сердце не выдержит этого чувства вины…
– Прости, Стив, я не хотела…
Он задумчиво качнул головой и, оторвавшись наконец от камня, снова медленно пошёл.
– Хотела, Теа. Ты хотела именно этого. Как можно жёстче – так, чтобы расквитаться за всё сразу. Сначала радость, а потом полная мера боли… Но я не держу зла, дорогая, поверь! Я получил по заслугам. К тому же, перед казнью ты подарила мне целых полгода надежды и счастья. Жаль только… жаль… что… – И заплакал, смущённо стирая слёзы трясущейся рукой. – Я-то думал она простила меня… В этих письмах всё было так… Тебе не понять этого, родная, и слава богу! Вина – такая тяжкая ноша… Не приведи Господи и тебе когда-нибудь испытать её груз…