На тропинке появилась высокая нескладная фигура Семена Горемыки. Я глянул на мерцающий экран оберега — на час раньше смена ко мне пришла. Горемыка всегда приходит раньше, и я его понимаю: в засаде скучно, но в Деревне, да еще в общей землянке, еще скучнее сиднем сидеть да на иконы пялиться.
— Здорово, Стрелок! — радостно заорал наш деревенский недотепа, и я понял, что мясной добавки на ужин к казенной каше я уже не настреляю, разбежится мой ужин от этих криков по кустам.
Как водится, Горемыка пару раз споткнулся об корни, пока шел к засадному дереву, а когда, наконец, дошел, обнаружил потерю, старинный перочинный ножик с фонариком, помеченный клеймом великих восточных мастеров: «Made in China».
Семен неловко, как складная линейка, распрямился, поднял руки и снова заорал, на этот раз обращаясь к небу:
— Глонас Всемогущий-Всевидящий, тебе я верю, найди потерю!
Молитва-поговорка всегда помогала страждущим, даже таким пожизненным неудачникам, как Семен, так что после недолгой возни на тропинке Горемыка свой ножик нашел и вернулся ко мне счастливым, каким он всегда бывает.
— Деда видел?
— Не-а, — безмятежно ответил Горемыка, обустраиваясь на нижней ветке. Не пойму я, как такому раздолбаю вообще доверяют охрану Деревни. Ведь он всегда живет в мечтах бессмысленных, никогда ничего вокруг себя не видит, потому и случаются с ним всякие дурацкие несчастья, которые с нормальным мужиком никогда случиться не могут. Да как вообще можно с дедом разминуться на единственной тропе от Холма к Деревне?! Я деда за сто шагов на спор унюхаю, если по ветру, конечно, а уж слышно его за версту: он же кашляет, как караван драконов.
— Ты иди в Деревню, если хочешь, Стрелок, — донеслось до меня снизу сонное бормотание. — Считай, на дежурство я уже заступил.
Я снова повернул к себе левое запястье: Глонас Всемогущий показывал 20.45.
Вот в это самое время и покатил по самому горизонту, по тонкой линии между ближним берегом Черной речки и лесной опушкой, первый Смрадный дракон. Я, если честно, Смрадных драконов видел только раз, и то на старинной иконе у старосты в доме. Но тут сразу догадался, что за дрянь поганит нашу святую землю.
Дракон медленно и потому долго ехал вдоль берега, и я уже было решил, что он так и дальше будет осторожничать, как всегда они, по рассказам, делают на чужой территории, но тут из-за горизонта показался второй его собрат, а потом третий и четверти, и все они вдруг быстро развернулись и поперли прямо на нас с Горемыкой. Стал слышен сухой кашель, доносящийся из самой утробы паскудных тварей, а потом порыв ветра донес до меня зловоние их богомерзких туш.
Я сжал винтовку в потных руках и крикнул Горемыке, как кричали в былинах, записанных на скрижалях в Храме Исторической Правды, наши славные герои:
— Вставай, Семен, на бой! Отступать нам некуда, позади — Деревня!
Горемыка никак не отозвался, и мне пришлось свеситься с ветки и тыкать его винтовочным дулом, чтоб разбудить.
Когда мне это удалось, и Семен, падла, продрал очи, Смрадных драконов уже след простыл — только тяжелый дух от них остался.
— Драконы?! Куда ушли, не видел, Стрелок? Не к нам ли, не в Деревню? — тревожным шепотом озаботился Горемыка, поднимая ко мне бледное лицо, и я понял, что он тоже напугался.
Я осмотрел сверху лесную опушку от края до края, но нигде поблизости не нашел драконьих следов или хотя бы примятой травы.
— Похоже, развернулись и ушли. Нет следов рядом, да и не пахнет больше, — сообщил я ему, попутно принюхиваясь по ветру.
— Ушли, собаки басурманские! Наверно, нас испугались. Точно так, нас увидали, и все, поняли, что не пройдут они здесь! — закричал Горемыка, грозно вскинув костлявые кулаки по направлению к берегу.
Я спрыгнул со своей ветки и побежал к реке. Я хотел разглядеть врага прежде, чем он окончательно сбежит.
Лесная опушка встретила меня плотной завесой цветочных запахов, но ближе к берегу я даже на бегу почувствовал чужой, резкий запах драконьих туш. Я повернул вслед этому запаху и минут через пять выскочил на прибрежную дюну, на которой драконьи следы были видны совершенно отчетливо.
Драконы ушли на юг, к москалям, и на несколько мгновений мне стало жутко — так жутко, что я даже сделал несколько шагов назад. Москали, как всем известно, много страшнее хохлованов. Если хохлованы могут просто убить да и съесть человека, то москали сначала выедают живому человеку мозг.