Я отвернулся. Губкин помолчал, вздохнул и сказал:
— Значит, вы предпочитаете смерть? Ну что ж, дело ваше. Что бы вы ни говорили, мы живем в свободной стране. Право выбора есть у каждого. Только простите меня великодушно, никогда самолично не приходилось этого делать. Боюсь, как у специалистов, не выйдет. Может, будет немного больно.
Я скосил глаза. Профессор встал и поднял что-то с земли. Затем подошел ко мне, наклонился, и я разглядел в его руке нож с широким длинным лезвием, скорее всего, один из тех, что носили на поясе военные. Нож был выпачкан черным. Конечно же, так выглядела при лунном свете кровь, но мне отчего-то подумалось, что это нефть.
Губкин неуклюже замахнулся. Я невольно зажмурился, приготовившись к боли. Последней боли в моей жизни. Но удара я так и не дождался. Вместо этого я услышал странный свист, а вслед за ним — хрип. Рядом со мной что-то грузно упало. Я открыл глаза. Губкин лежал навзничь у самого края скальной трещины. Его голова была запрокинута и свешивалась над черной расщелиной. А в горле профессора торчала… стрела. По ее древку из раны стекала кровь и тоненьким ручейком падала в темноту разлома.
Я, словно завороженный, смотрел и смотрел на этот ручеек, и в моей голове, который раз за минувшие сутки, не было ни единой мысли.
Из ступора меня вывела автоматная очередь. С места нашей стоянки послышались крики, снова раздались выстрелы. Там явно случилось нечто неординарное, вряд ли такой переполох могла вызвать сбежавшая девушка. И эта стрела…
Внезапно я почувствовал, как моего запястья коснулось что-то холодное и твердое. Рывок — и руки мои оказались свободными. Тело затекло, и быстро повернуться у меня не получилось. А когда я все же смог это сделать, мои ноги тоже были на свободе. Передо мной стоял странный длинноволосый человек. Его голое тело блестело в свете луны. Прикрыты были лишь бедра.
— Здравствуй, Иван, — сказал он смутно знакомым голосом. — Как дела?
— Здравствуй, Данька! — Мое подсознание сработало быстрее путаных мыслей. — Нормально дела. Чуть не умер вот…
— Не умер же!
— Я и говорю: нормально.
С горем пополам я поднялся на ноги, и мы обнялись.
— Что там происходит? — мотнул я головой в сторону редкой уже стрельбы.
— Да там уже все произошло, я думаю, — сказал Данька. — Все нормально, не переживай.
Стрельба и впрямь стихла. Крики все еще слышались, но в них было больше удивления и радости, нежели боли и страха.
— Но все же, кто там? Это ведь ты их привел? Как ты узнал, что тут…
— Погоди, давай по порядку! — засмеялся и замахал руками Данька. — У меня мозги не такие быстрые, как у тебя.
— Зато руки меткие, — нервно хмыкнул я, взглянув на стрелу в горле профессора. — Это ведь ты его?
— Зоркий глаз — вождь неетов! — сказал Данька и, дурачась, издал индейский клич.
— Ты — вождь неетов? — ахнул я. — Значит, они… то есть вы… не все вымерли? Вас много?
— Опять куча вопросов! — широко улыбнулся Данька. — Да никакой я не вождь. То есть, может, мой голос имеет какой-то вес, но у нас всем старейшины заправляют. Мой дед тоже из них был… — Голос неета дрогнул. — Прав он оказался, вы сюда пришли. А мы дым увидели, вот и…
— Твой дед? — Наконец-то я начал что-то понимать. — Так это он был в той пещере?
— Да. Он говорил, что вы все равно сюда придете — и тогда нееты исчезнут окончательно и уже навсегда. Ему не все верили, но он все равно ушел сюда и ждал вас. Он сказал, что, если не удастся вас переубедить, он уничтожит Урочище.
— Но почему было не уничтожить его сразу? Вам что, так дорога эта нефть? Или вы торговать ею собрались?
— Не говори глупостей. Нееты не хотят больше иметь никаких дел с вами. Ну, с вашей цивилизацией, в смысле. Нас, конечно, мало, чуть больше двух сотен, но мы свободны. Нам хватает того, что дает лес и озера. Нефть нам, конечно, совсем не нужна. Тут дело в другом. Это я почти тридцать лет прожил с вами, в городе. Это для меня тут — просто нефть. А для моего деда, да теперь уже и для молодых неетов, это — Урочище Огненных духов. А разве можно тревожить духов, тем более жестоких и злобных? Для деда духи были по-прежнему святы, но и про нефть он знал и понимал, чем ее добыча может для нас кончиться. Вот и выбирал из двух зол, вот и тянул до последнего.
— А что будем делать сейчас? — заглянул я в глаза другу. Небо на востоке вовсю уже начинало светлеть, я хорошо теперь различал выражение Данькиного лица, но ничего не сумел на нем прочесть.