— Как жрать-то охота, — сказал Беслан.
Брат пожал плечами.
Они в последний раз оглянулись на картонную изнанку Москвы. И по скверной асфальтовой дороге двинулись к поселку, вдоль линии электропередач, туда, где высились голубые цилиндры газгольдеров (было в них что-то инопланетное), туда, где выползали из-под земли жирные черные трубы и приветливо мигали фонари на мачтах-громоотводах.
На грязно-серой стене красовалась жестяная вывеска:
Ч. ГЕВАРА
Аслан толкнул скрипучую дверь. Звякнул колокольчик.
За дверью оказалось кафе — точь-в-точь как в старых фильмах, пустое, скучное и скупо освещенное, с пластиковыми столами и рядами банок на полках. Негромко играла музыка. Кто-то играл на гитаре и пел не по-русски.
Беслан вспомнил: у них в квартале тоже было такое кафе. В нем собирались местные энергеты, и называлось оно красиво — «Q. MARIN».
Небритый парень-бармен нехотя поднялся из-за стойки. Но пригляделся, и его брови полезли вверх.
— Вы откуда, дети? — спросил он. — Из лагеря?
— Из Кремля, — сказал Аслан негромко. — Пропуск показать?
Почему-то Ч. Гевара (если это был он) испугался:
— Ладно, ладно. Я верю. Просто… к нам оттуда мало ходят.
— Перекусить у вас можно? — не утерпел Беслан.
Братья давно так вкусно не ели. Настоящие сосиски шипели и лопались от жира. Горошек таял во рту.
— А что в центре слышно, выходные на этой неделе сделают? — спросил бармен как бы между прочим.
— Кому? — с набитым ртом промычал Аслан. — Какие выходные?
— Ну… для трудящихся. Я думаю, мне пиво заказывать?
— Из Штатов? — зачем-то спросил Беслан.
Бармен побледнел.
— Зачем же так, — пробормотал он. — У нас этого не бывает.
Придвинув к себе стакан, Аслан глотнул пузырящуюся темную жидкость. На стекле золотыми буквами было написано:
COLA URALS
Было вкусно. От восторга Аслан даже расплылся в улыбке:
— Вы его не слушайте. Он шутит. Мы не с проверкой, мы наоборот… я вот спросить хотел, а где все люди?
— На добыче. Где же еще, — бармен все еще смотрел недоверчиво. — Дневная смена не кончилась.
— А… девчонки где? Учатся?
Парень помолчал.
— Вы не по адресу, — сказал он. — Здесь нет девчонок. И учиться тут нечему.
— Но это же Москва, — протянул Аслан недоуменно. — Просторные квартиры… выпускной вечер, прощание со школой… мы же сами видели по ТВ, они такие… у фонтана, в белых платьях…
— Здесь нет ни одной школы, — сказал парень хрипло. — А куда девчонки деваются — это вы вон там, на холме спросите. У вашего главного по экспорту-импорту. Я вообще с вами не должен разговаривать. Ничего, скоро все кончится…
Тут он опомнился и умолк.
За окном скрипнули тормоза; в следующую минуту прозвенел колокольчик, и профессор Анатолий Борисович появился в дверях, улыбаясь, как ни в чем не бывало:
— Ах, вот вы где… а мы вас по всей тундре ищем.
За его спиной маячили гвардейцы в масках и камуфляже.
— Допивайте вашу химию по-быстрому да поехали на аэродром, — велел профессор, — А вы, дорогой товарищ Гевара, в чем-то правы… скоро и правда все кончится. Только не так, как вы думаете.
С этими словами он протянул бармену сто долларов.
Закат алел, и ветер пронизывал насквозь. Китовые туши транспортных «Боингов» распластались на бетонной полосе под низким небом, готовые покатиться вперед на тугих жирных колесах, оторваться от земли и исчезнуть за облаками, на той стороне неба, откуда все никак не могло убраться за горизонт ленивое солнце.
Вот еще один грузовичок отъехал от грузового трапа. Проблесковые огни мигали на хвосте.
Стоя возле черного мини-вэна, Анатолий Борисович смотрел из-под руки на ближайший самолет. Его неопрятные рыжие волосы выбивались из-под бейсболки: он так и не пожелал переодеться, только застегнул пальто на все пуговицы.
Аслан с Бесланом старались не глядеть на него.
— Ну что, детишки, — сказал подошедший министр нефти. — Грустно, конечно, прощаться. Но что поделать. Сеанс окончен, ха-ха…
— Цирк уехал? — пробормотал Аслан.
Министр не ответил. Повернулся к ним спиной и зашагал к своему длинному джипу. Помощник почтительно распахнул перед ним дверцу.
Становилось все холоднее. Ветер не утихал. Облака рассеялись, и самолеты один за другим стали выруливать на взлетную полосу.
Рев моторов оглушил тех, кто остался ждать. Первый «Боинг» тронулся с места, понесся по бетонке, и десяток секунд спустя его колеса оторвались от земли.