— Дурак ты, Иван Зарубин, — расстроенно сказала мне со своего места розовая кофточка. — Теперь с тебя последние баллы спишут, которые за наше спасение сначала начислили.
Я посмотрел в ее наглые глазки, ища подвоха, но она лишь ухмыльнулась и сказала:
— Все пропало, Иван! Нам же всем теперь кранты! Газенваген всем нам теперь ожидается!
— Кому — нам? — не понял я, подойдя поближе и уставившись на бутылку из-под коньяка. Там действительно было пусто, и теперь я думал, можно ли послать эту розовую дуру в магазин или самому придется топать, потому что дура не пойдет.
Но дура вдруг встала с табурета и присела на корточках рядом со своим приятелем, поглаживая его по тощим ляжкам и совершенно игнорируя мое присутствие. Юноша по-прежнему жмурился, а по его гладким щекам катились слезы обиды и жалости к самому себе.
Я бессмысленно потоптался рядом с ними, и тогда она рявкнула на меня, кривя тонкие губы:
— Иди, телевизор включи! Сам все увидишь, дебил нецивилизованный.
Я послушно вернулся к креслу и включил телевизор.
На экране появилась встревоженная физиономия ведущей новостного канала, а еще одно напряженное лицо строго смотрело на меня со студийного монитора.
— Семен, каковы выводы Комиссии по этике? Что за рекомендации получил Совет НАТО? — звонким от напряжения голосом спросила репортера блондинка.
— Ох, Елена, боюсь, что все очень плохо, — хмуро отозвался Семен, оглядываясь по сторонам большого холла. За спиной репортера вдруг началось множественное движение людей в строгих костюмах, которых преследовали операторы с огромными телекамерами на плечах. Еще несколько десятков человек слепили окружающих вспышками фотоаппаратов.
— Заседание завершилось. Сейчас Отто Газенваген сам расскажет журналистам, к какому выводу пришла его комиссия и какие рекомендации даны Совету НАТО, — затараторил репортер, выходя из кадра.
Некоторое время камера показывала суету в холле, оде перед толпой журналистов выстроилось в шеренгу несколько хорошо одетых мужчин с крайне серьезными лицами. Потом один из этих мужчин сделал шаг вперед и заговорил по-английски. Репортер принялся синхронно переводить, заменяя непонятные слова протяжным блеянием.
— Комиссия под руководством уважаемого Отто Газенвагена, который, э-э, ранее, э-э, в общем, известный уже европейцам политик, пришла к выводу, что жители Российской Федерации не соответствуют высоким стандартам европейского мультикультурного общества, стандартам ЮНЕСКО в области гуманитарных отношений, стандартам Второго всемирного клерикального конгресса и, э-э, в общем, еще какому-то стандарту мы не соответствуем, Елена, я не успел перевести, какому именно.
Елена недоверчиво покачала головой, с изумлением оглядела свою выдающуюся грудь и растерянно пожала голыми плечами в камеру:
— Каким еще стандартам мы не соответствуем, Семен? Что за глупости, в самом деле? — сердито воскликнула она.
Семен, не слыша возмущенных комментариев из студии, продолжил перевод:
— Целью работы Комиссии по этике был мониторинг социальных настроений и, э-э, еще чего-то в российском обществе. Э-э, изучались процессы укрепления демократии, социальной справедливости, сохранения исторической преемственности. Развитие мультикультурного гуманитарного взаимодействия в контексте современных тенденций и, э-э, все такое. Двенадцать реперных источников изучались без их ведома, но в соответствии с европейскими правилами мониторинга, с соблюдением всех необходимых формальностей и законодательного акта «О свободе информации», а также, э-э, других актов и законов…
— Семен, будет лучше, если вы своими словами перескажете, а то ничего же не понятно, — осадила репортера ведущая.
— Да мне самому не все понятно, Елена, — признался репортер. — Кажется, помимо пиплметров от Геллапа, для мониторинга дополнительно использовались еще двенадцать человек, проживающих в России. Создавались определенные правозащитные коллизии, а комиссия фиксировала на видео реакцию объекта.
— Ну и каков же результат? — заинтересовалась Елена.
— Отто Газенваген говорит, что никто из испытуемых не набрал и 50 баллов по тесту Ганди-Соланы, а, чтобы человек был признан мультикультурным, нужно получить не менее 70. Тесты безнадежно провалены, и теперь Совет НАТО должен принять решение.
— Какое еще решение? — насторожилась ведущая.
— Э-э, члены комиссии как раз сейчас говорят, что это должно быть взвешенное и адекватное решение, — отозвался репортер.
— Ну хорошо, мы вернемся к этой теме позже, — легко завершила беседу ведущая. — К другим новостям. Министр сельского хозяйства России назвал смехотворными обвинения международной организации «Репортеры против тирании». Напомним, в своем меморандуме эта организация обвинила российских производителей в низком уровне гуманизма по отношению к животным в сфере животноводства и птицеводства. Есть у международных правозащитников серьезные претензии и к российским пчеловодам…
Я сделал звук потише и повернулся к своим гостям.
— Ты еще можешь спасти мир, — патетично крикнула мне от кухонной стойки розовая кофточка.
— Мы верим в тебя, Зарубин, — сипло добавила голубая. — Нашу с тобой Родину сейчас реально бомбить начнут! Если ты не спасешь ее!
Я встал, потрясенный торжественностью минуты. Из дыры в стене пахнуло свежим утренним ветром, и я подошел к ней поближе, расправляя плечи и вглядываясь в наливающееся пронзительной синевой небо. Внизу, на детской площадке у дома, я заметил огромную толпу людей. Некоторые из них держали в руках транспаранты. Я пригляделся: «Мы верим в тебя, Зарубин!», «Иван — мы с тобой!», «Все люди братья!»…
Я улыбнулся и помахал им рукой. Меня тоже заметили, отозвавшись радостным гулом и криками. Мир, в сущности, прекрасен, а все люди действительно братья, подумал я и снова улыбнулся им всем.
— А что мне надо сделать-то? — все с той же улыбкой повернулся я к своим чудаковатым гостям.
Розовая кофточка коротко вздохнула и сказала:
— Там, в Европе, такая система подсчета баллов странная. В общем, тебе бы надо еще баллов 40 поднабрать за оставшийся час, у тебя сейчас меньше 20. Тогда суммарный результат по всем контрольным точкам станет выше 50.
— Ну и? — подошел я поближе.
— Больше всего очков европейцы дают за нетрадиционный секс с альтернативно одаренными людьми, — признала розовая. — За один акт сразу 25 баллов, так что, если два раза успеете, сразу полтинник заработаешь. Это реальная тема!
— Во имя мира и добра, — сипло добавила голубая кофта, потирая покрасневший от саечек лоб.
До меня, наконец, дошло, о чем они рассуждают, но ступор так глубоко поразил меня, что я даже мычать не мог от возмущения.
В прихожей послышался шум, потом хлопнула дверь, и в мою гостиную вошел Владимир Вольфович собственной персоной.
— Ну что, кто тут у нас объект RUS-12? — по-хозяйски огляделся партийный босс и пошел ко мне, расстегивая на ходу брючный ремень. — Или ты Родину не любишь? — добавил он, увидев мое лицо.
— Бомбардировщики НАТО приведены в состояние повышенной готовности и находятся на взлетных полосах в ожидании команды «старт»! — заполошно вскрикнул телевизор.
«Господи! — мысленно взвыл я. — Ты что, действительно хочешь этого от меня?!»
— Генеральный секретарь НАТО признал, что альянс может отменить решение о бомбардировке в течение ближайших 30 минут, если подтвердится информация о 50 дополнительно набранных россиянами баллах, — заверил телевизор.
— Не тушуйся, я тебе помогу, миротворец! — обнадежила розовая кофточка.
— Ломаю вас всех в моих объятиях, — закричал партийный босс, срывая с себя рубашку.
— Свет хотя бы погасите, — сказал кто-то чужой моим голосом, и наступила тьма.