Ирония в том, что она сказала будто я заставляю её нервничать, хотя это она заставляет чувствовать меня прямо-таки некомфортно. Она стояла напротив меня в облегающей черной рубашке и её груди были сжаты вместе. Её длинные светлые волосы, которые обычно были собраны в хвост, были распущены и спадали вниз по спине, и её ноги были полностью открыты в коротенькой джинсовой юбке. Я, безусловно, не должен был замечать всё это- от этого и чувствовал дискомфорт.
— Почему я заставляю тебя нервничать? — спросил я. — Никто не должен иметь такую власть над тобой. Нет причины, чтобы ты нервничала из-за меня. Я просто здесь стою.
— Это не из-за того, что ты делаешь. Это из-за того, какой ты. С тех пор как мы встретились, ты пугаешь меня. Этот ужин должен был стать попыткой преодолеть это, но пока безуспешно.
Я не знал что сказать. Мне не нравилось, что я заставлял её нервничать, но может это было к лучшему. Альтернатива- быть слишком милым с ней и обманывать — тоже не будет хорошей.
— Ты знаешь…,- сказал я. — ты не должна показывать людям свой страх. Неважно что я думаю о тебе. Моё мнение ничего не значит в твоей жизни.
— Ох, я знаю это. Но мне хочется узнать тебя, и будет прекрасно сделать это не испортив всё.
Она посмотрела в сторону спальни. — Я собираюсь пойти и попросить еще раз мою маму спуститься, хорошо?
— Тебе не нужно этого делать. Оставь её.
Она не послушала меня. — Погоди. Я сейчас вернусь.
После того, как Хизер исчезла наверху, я прошелся по залу, ожидая увидеть какие-то фото. Их не было, ни одной. Толстоголовый- это имя, которое я дал псу- смотрел на меня.
На полке была большая коллекция статуэток, в основном детей.
Её голос испугал меня. — Вижу ты нашел мои Хуммели.
— Они так называются?
— Да. Я коллекционирую их.
— Я ошибался на твой счет, — поддразнил я, — ты не подросток. Тебе восемьдесят.
Она улыбнулась. — Не смейся над моими Хуммелями.
— Я шучу.
Она подошла ко мне поближе. — Вообще-то с ними связана классная история.
— Да?
— Была монахиня…Сестра Мария Иннокентия Хуммель. От этого они получили своё название. В общем, она изучала рисование перед тем, как отказалась от своей жизни и вступила в монастырь. Но даже после этой жертвы, она не потеряла свою индивидуальность. Она продолжала свое искусство, и рисовала этих маленьких людей. Кто то обнаружил это, и заключил с ней соглашение, превратив её рисунки в статуэтки. После Второй Мировой Войны, американские солдаты, служащие в Германии, отправляли их своим семьям. Мне нравилось слушать эту историю. Как по мне, они представляют собой ностальгию и невинность — надежду. Они делают меня счастливой. Или, по крайней мере, делали когда-то.
Интересно. Но больше не делали счастливой? — Как давно ты их коллекционируешь?
— С тех пор, как мне было около восьми. Я просила их на дни рождения и другие праздники. Я перестала их коллекционировать несколько лет назад.
— Почему?
— Это длинная история.
Она не уточнила. — В общем…Мне очень жаль, но моя мама не хочет присоединиться к нам. У неё плохой день. Это очень унизительно.
— Нет причины чтобы чувствовать себя унизительно из-за того, в чем нет твоей вины, — я вдруг осознал, что всё это приглашение полная чушь. — Она не хотела со мной знакомиться, не так ли? Ты сказала, что это была причина по которой ты пригласила меня.
И снова, не потребовалось много времени, чтобы узнать у неё правду.
— Нет, — сказала она. — Я просто хотела поужинать с тобой.
Я вздохнул. Я даже не мог злиться на неё. — Значит, давай поужинаем, тогда.
Паника вспыхнула на её лице. — Ужин…черт!
Она помчалась на кухню, открыла духовку и вытащила сгоревшую лазанью.
— Я должна была вытащить её до того, как пришел Эрик. Он полностью меня отвлек, и пока ты не сказал слово ужин, я даже не вспомнила, что готовила его.
Она бросила блюда в отчаянии. — Я не часто готовлю, но обычно я знаю как готовить лазанью, — пробормотала она, — Черт.
— Всё в порядке. Это просто лазанья.
— Нет. Должен был быть милый ужин. Я всё испортила. Появление Эрика действительно выбило меня из колеи.
Она почти была готова заплакать. Внезапно, всё чего я хотел, это успокоить её.
— Эй, к чёрту лазанью, хорошо? Сегодня прекрасный вечер. И у нас есть хлеб. Мы можем поесть его снаружи.
Она улыбнулась. — И салат. По крайней мере я не спалила салат.
Приступая к действию, я направился к её шкафам.
Хизер последовала за мной. — Что ты делаешь?
— Я смотрю, что у тебя есть ещё, чтобы мы могли быстро приготовить, — я повернулся к ней. — У тебя есть консервированные помидоры и паста?