А ведь это наверно страшно оказаться черт знает где, да еще в другом году. Я ясно вижу, что она очень хочет вернуться назад. Но у нее почему-то не получается. И я хочу ей помочь, только не знаю, как.
Мое внимание вдруг привлекает длинная фигура, которая осторожно идет вдоль домов к тому самому месту, в котором притаился я. Все посторонние мысли сразу же вылетают из головы. И я уже не могу думать ни о чем, кроме этой фигуры. Несмотря на то, что ночь довольно холодная, мне становится жарко. Рубашка от пота стала мокрая, и теперь неприятно прилипает к спине. Пригибаю голову, полностью скрывшись за кустом, и украдкой продолжаю наблюдать за этой фигурой.
Вот она подходит ко мне почти вплотную, и я вижу перед собой Генку. Рыжая гусеница (как метко его окрестила острая на язык Катя) робко проходит мимо меня и стучит в дверь. Парень то и дело вздрагивает и передергивает плечами, то ли от холода, то ли, что более вероятно, от страха.
На стук дверь распахивается, заставляя Генку нервно подпрыгнуть на месте от неожиданности. На пороге я вижу того косого немца, который является главным среди немцев.
- Пришел? - вместо приветствия громко спрашивает фриц.
- Герр, потише! - прикладывает палец к губам парень и жестом показывает, что хочет пройти.
Немец морщится, но отступает в сторону, пропуская ночного гостя в дом.
Дверь хлопает, закрываясь, а я вздыхаю с облегчением. Меня не заметили.
Задерживаю дыхание, прислушиваясь к звукам, доносящимся из дома. К моему счастью, они прошли как раз в комнату, под окнами которой я сидел. Какое-то время я слышу удивленные и какие-то слишком веселые возгласы. Потом наступает тишина. Наверно, Косой призвал всех к порядку.
- Говори, - доносится до меня все тот же каркающий голос. Несколько секунд я слышу только скрип половиц. Вероятнее всего, это Генка переступает с ноги на ногу. Представляю его среди фашистов: такой жалкий, испуганный, с дрожащими руками и бегающими маленькими глазками... От отвращения меня передергивает.
- Вы меня просили придти... Зачем? - мямлит он. Никак не может собрать слова в кучу и высказать ясную мысль. Пусть и не совсем умную, как чаще всего у него случается, но хотя бы понятную для восприятия.
- Мы не просим, - снова перебивает его кто-то. - Мы только приказ!
- Прошу прощения, герр, - тут же понижает голос Генка. - По вашему приказу я здесь...
Невольно я тут же подаюсь вперед, не пропуская ни одного слова. Зачем же понадобилась немцам эта гусеница?
- Что ты знать о той девочке... Кате?
- Я? Да о ней вообще никто ничего не знает... Вот я вам могу рассказать об одном парне, он тот еще хитрец...
Сжимаю зубы, понимая, что Генка имеет в виду меня.
- Не тяни время, - грубо торопит его главный. - Мы ясно сказать, о ком тебе говорить.
До меня доносится судорожный вздох. Генка снова вздыхает и начинает говорить:
- Да не было ее тут никогда... Но она как будто Белинских знает. Я видел ее вместе с Тихоном. Она, кажется, у них живет...
- И все? Я скоро разочаруюсь в тебе. Мало, мало ты знать...
- Я правда не знаю ничего больше, - уже еле лопочет Генка. -Я же узнал, у кого она живет...
- Donnerwetter! - кричит в бешенстве немец, и что-то тяжелое опускается на подоконник. Скорее всего, он ударил по нему кулаком.
Тишина. Все молчат, а Генка, как я с легкостью могу предположить, даже боится дышать. Снова чувствую неприятный табачный дым. Кто-то курит трубку.
Наконец, немец прерывает молчание.
- Идти назад. Август тьебя проводить!
Вновь раздаются шаги, и из дома выходят две фигуры. Генка спускается по ступенькам, оглядывается на сопровождающего его немца и робко предлагает:
- Дальше я сам, спасибо...
Немец рыжего не понял. Наоборот, он еще ближе подошел к Генке и схватил его за локоть.
Даже отсюда я могу видеть, как напрягся парень. Глаза от ужаса расширены, и рыжие волосы топорщатся в разные стороны, как наэлектризованные.
- Идти! - хрипло командует Август, толкая Генку вперед. Рыжий спотыкается и делает несколько быстрых шагов, чтобы не упасть.
Наблюдаю за ними из своего куста и молюсь, чтобы меня не заметили.
Немец выпускает рыжего из рук, и лезет ладонью к себе в карман. И тут с Генкой случается что-то невероятное. Он подпрыгивает на месте, словно ужаленный, с хрипом выдыхает и кидается на своего провожатого. Немец от неожиданности отступает на шаг назад и спотыкается обо что-то, валяющееся на земле. Тем временем Генка толкает его обеими ладонями в грудь, помогая таким образом ему упасть, а сам сразу же отскакивает в сторону.
Немец ужасно пьян, поэтому даже легкого толчка хватило бы, чтобы его повалить. Фриц с кряхтением заваливается назад и тяжело падает на землю, ударяясь головой о сложенные в стопку полена. Его рука откидывается в сторону, и из нее выпадает кисет с табаком. С замиранием сердца гляжу на недвижимого фашиста, пока не понимаю, что он мертв. Генкин толчок оказался для немца смертельным.
Генка стоит над ним и смотрит на немца неожиданно большими от ужаса глазами. Как я понимаю, парень подумал, что фашист хочет его пристрелить, жутко перепугался и неосознанно хотел выбить оружие из его рук. Но вместо этого он, кажется, сам убил врага.
Рыжий стоит так буквально пару секунд. Потом начинает пятиться. И вот он уже убегает со всех ног в сторону своего дома.
Ну что ж. Мне тут тоже делать больше нечего.
Встаю и на полусогнутых ногах перебегаю к соседнему дому и прячусь за ним. Потом стремительно сворачиваю налево и бегу на другую сторону улицы, ближе к собственному дому.
Когда я уже почти достиг своего окна, сзади меня раздаются крики и звуки толкотни. Но я уже далеко. Забегаю в дом и закрываю за собой дверь, чутко прислушиваясь к звукам.
Теперь тишину разрезает выстрел. Он раздался поблизости от нашего дома, в противоположной стороне от штаба немцев. Мое сердце замирает на секунду, а потом начинает колотиться быстро-быстро, словно пулеметная очередь.
Что означает этот выстрел? Что вообще происходит этой ночью?.. И почему Катя так заинтересовала немцев? Вопросы без ответов, а размышлять на эту тему просто нет сил.
Через какое-то время все стихает. Но почти тут же я слышу новые шаги. Кто-то бежит к нашему дому, создавая на своем пути много шума.
Замираю и задерживаю дыхание, чтобы понять, откуда доносится топот. И тут же слышу, что шаги затихли под окнами Катиной спальни.
Приоткрываю дверь и заглядываю внутрь. Действительно. Это всего лишь Катя переваливается в комнату через окно.
Ничего особенного. Я уже привык...
И снова мои мысли вертятся уже вокруг Кати. Надо же, до чего проницательная девчонка! Все поняла, сразу. И теперь от меня уж точно не отстанет, а все мои попытки переубедить ее не увенчались успехом. Она слишком упрямая.
Не могу сейчас вспомнить, что я почувствовал, когда увидел ее в первый раз. Это было что-то среднее между удивлением и полной растерянностью...
Порой мне кажется, что ею движет только лишь какое-то детское наивное любопытство. Но теперь мне кажется, что за этим стоит что-то другое.
Что и говорить, странная она.'
Двенадцатая глава
Вечер наступил незаметно. Возможно, это из-за того, что я уснула. Уснула, и даже не заметила, как. Да это и неудивительно. Ночью мне так и не удалось сомкнуть глаз.
Может, надо было рассказать Тихону всю правду? Но ведь тогда пришлось бы рассказать и про все остальное. И про мою встречу с тем незнакомцем, и про мои неосторожные слова.
Совесть пилит меня все сильней. И я уже встаю с кровати с целью немедленно найти Тихона или Лилю, но вспоминаю о той фотографии, которую я взяла из сундука бабы Нюты, и которую мне так и не выпало случая рассмотреть. Достаю ее из кармана джинс. С фотоснимка на меня глядит молодой мужчина, с легкой улыбкой и слегка рассеянным выражением лица. Фотография слегка помялась, и теперь у нее надорван уголок. Расправляю снимок и, не придумав ничего лучше, убираю его обратно в карман.