Потом я пошел дальше, спрятался от солнца в угловом бистро на пересечении Джэйн-стрит и 4-й авеню, выпил еще одну порцию в «Куки Бар» на Хадсон-стрит и сел за столик в «Уайт Хорс», чтобы съесть гамбургер и выпить пива.
Все это время я только и делал, что думал.
Клянусь Богом, что не понимаю, как кому-то — и я не исключение — вообще удается что-либо раскрыть. Я, кажется, видел один фильм, в котором герой объяснял, как он что-то раскрывает, сопоставляя данные, пока не появляется решение; тогда у меня было чувство, что я буду делать точно так же.
Но в работе так случается редко. Когда я служил в полиции, большинство моих дел разрешались — если они вообще разрешались — двумя возможными способами. Либо я не знал ответа, пока какая-нибудь новая порция информации не делала его очевидным, либо я знал с самого начала, кто это сделал, и мне нужно было только собрать достаточное количество улик, чтобы доказать это в суде. И существовал крошечный процент дел, когда я действительно вырабатывал решение в ходе следствия, но как — не мог сказать тогда и не смогу сейчас. Я брал то, что у меня есть, и начинал это рассматривать, и так рассматривал и рассматривал, а потом неожиданно видел все то же самое, но в ином свете, и ответ уже был у меня в голове.
Это похоже на собирание пазлов. На какой-то миг ты застреваешь, подбираешь разные кусочки, прикладываешь их то так, то эдак, пока наконец не берешь тот самый кусочек, который наверняка держал в пальцах уже сотни раз. Ты уже вертел его и прикладывал, приставлял то туда, то сюда. Но на этот раз кусочек ложится туда, куда ему положено, и он подходит, хоть ты и готов поклясться, что уже пробовал положить его так минуту назад, — он подходит, а ты просто не замечал очевидного.
Я сидел за столиком в «Уайт Хорс», за столиком, на котором кто-то вырезал свои инициалы, за темным коричневым столиком со стершейся местами лакировкой. Я уже доел свой гамбургер и допил пиво и цедил кофе, добавив туда немного бурбона. Обрывки фраз и образов прокручивались в моей голове. Я слышал, как Нельсон Ферманн рассказывает о людях, имеющих доступ к церковному подвалу. Я видел Билли Кигена, достающего из кармана куртки бумажку с номером и кладущего ее на столик. Я наблюдал за Бобби Русландером, засунувшим в рот свисток. Я видел грешника в желтом парике, Фрэнка или Джесси, нехотя соглашающегося передвинуть мебель. Я смотрел «Мирового парня» с медсестрой Фрэн, а потом шел с ней и ее подругой в «Мисс Китти».
Вот миг, когда я еще не знаю ответа, и вот наступает следующий — и у меня есть ответ.
Не могу сказать, что я сделал что-то особенное, чтобы это случилось. Я ничего не высчитывал, просто собирал кусочки мозаики, примерял их так и эдак, пока неожиданно все не сложилось само собой — кусочек за кусочком, встав на свои места, без каких-либо усилий и туда, куда надо.
Думал ли я об этом прошлой ночью, когда мои мысли неосознанно распутывали все факты, как Пенелопа свое покрывало? Не думаю, хотя природа неосознанного такова, что никогда с уверенностью не можешь сказать, что было, а чего не было. Пришедший ответ был очевиден, точно как в пазлах, когда кусочек подходит, а ты недоумеваешь, почему не увидел этого раньше. Так очевиден, что я почувствовал, будто открыл то, что уже давно знал.
Я позвонил Нельсону Ферманну. Он не владел нужной мне информацией, но его секретарь дал мне номер телефона, по которому я связался с женщиной, готовой ответить на все мои вопросы.
Потом я собрался было звонить Эдди Коэлеру, но понял, что нахожусь всего в двух кварталах от шестого участка. Я отправился туда и, найдя его на рабочем месте, сказал, что у него есть шанс заработать на оставшуюся часть шляпы, которую я предлагал ему ранее. Он сделал пару звонков, не вставая из-за стола. Когда я уходил, в моей записной книжке появились новые записи.
Сделав несколько звонков из будки телефона-автомата, я дошел до Хадсон-стрит и там поймал такси, чтобы вернуться в верхнюю часть города. Выйдя на углу 11-й авеню и 51-й улицы, я пошел по направлению к реке. Я остановился перед дверью, ведущей к Моррисси, но не стал ни стучать, ни звонить. Вместо этого я прочитал, что написано на рекламном плакате местного театра. «Мирового парня» больше не показывали. Завтра вечером здесь собирались давать пьесу Джона Б. Кина «Мужчина из Клэр». Тут же красовалась фотография актера, который играет главную роль. У него были жесткие рыжие волосы и задумчивое лицо.
Я попытался открыть дверь, ведущую в театр. Она была закрыта. Я постучал в нее, и, когда мне никто не открыл, постучал еще раз. Наконец дверь отворили.
На меня смотрела женщина лет двадцати пяти очень маленького роста.
— Мне очень жаль, — сказала она, — но касса откроется только завтра днем. А сейчас мы в запарке, у нас генеральная репетиция и...
Я ответил ей, что пришел не за билетами.
— Мне нужно пару минут вашего времени, — добавил я.
— Время — это то, что нужно всем, но мне его катастрофически не хватает, — ответила она, не задумываясь, словно это были слова какой-то роли, написанной специально для нее. — Мне очень жаль, — сказала она деловым тоном. — Может, в другой раз.
— Нет, сейчас.
— Господи, что такое? Вы ведь не из полиции, верно? Что мы сделали, забыли кому-нибудь заплатить?
— Я работаю на того парня, что на втором этаже, — ответил я, махнув наверх. — Он бы хотел, чтобы вы мне помогли.
— Мистер Моррисси?
— Его зовут Тим Пэт, если хотите, можете его обо мне спросить. Меня зовут Скаддер.
Из глубины театра донесся голос с явным ирландским акцентом:
— Мэри-Джин, что, ради бога, так тебя задержало?
Она закатила глаза, вздохнула и пропустила меня внутрь.
Выйдя из ирландского театра, я позвонил Скипу домой и в его бар. Касабиан предположил, что он может быть в тренажерном зале.
Сначала я позвонил в «Армстронг». Но его там не оказалось, он даже не заходил туда, но Дэннис сказал, что заходил кое-кто другой.
— Здесь тебя один парень искал, — сказал он мне.
— Кто?
— Он не назвался.
— Какой он из себя?
— Если бы ты подбирал игроков для игры в копов и грабителей, — сказал он задумчиво, — то на роль грабителя он бы не подошел.
— Он оставил для меня что-нибудь?
— Нет. И чаевых тоже не оставил.
Потом я пошел в тренажерный зал Скипа, находящийся на последнем этаже двухэтажного здания на Бродвее, прямо над гастрономом. Год или два назад здесь был боулинг, но разорился. Возникало ощущение, что этот тренажерный зал тоже долго не проживет. Сейчас здесь двое работали над своим лишним весом. Негр, блестящий от пота, качал пресс на специальной скамье, а его белый партнер придерживал его. Справа крупный мужчина поднимал тяжелые гири обеими руками.
Я нашел Скипа занимающимся на тренажере для мышц рук и спины. Он был в серых спортивных штанах, а футболку снял. Вспотел он жутко. Он работал над мускулами спины, плеч и предплечий. Я стоял в стороне и наблюдал, пока он не закончил упражнения. Когда я позвал его, он обернулся, увидел меня и удивленно улыбнулся. Сделав еще несколько движений на тренажере, он встал и подошел, чтобы пожать мне руку.
— Что случилось? — спросил он. — Как ты меня здесь нашел?
— Твой партнер подсказал.
— Что ж, ты пришел вовремя. Я могу сделать перерыв. Пошли, возьмем мои сигареты.
Здесь нашлось место, где можно было курить: два кресла, стоящие рядом с водоохладителем. Скип закурил свой «Кэмел».
— Эта тренировка очень помогает. Я проснулся сегодня с жуткой головой. Мы ведь здорово выпили прошлой ночью, верно? Ты нормально добрался домой?
— А что, я был ужасно пьян?
— Не сильнее, чем я. Ты был вполне ничего. Разве что все говорил о том, что Фрэнк и Джесси будут отжаты в стиральной машине и что ты готов схватить их.