Это были примитивные железные люди без нервов. Откуда же взялся страх? По-видимому, они, подобно обычным животным, старались поддерживать всеми им доступными способами свое существование, свою жизнь.
Это уже выходило за все рамки программы.
Поведение роботов — я назвал это „стадным эффектом“ — нанесло первый удар моему самолюбию. Да и не только самолюбию. Во мне поселился червь сомнения, однако надежда не покидала меня. Я с упорством продолжал начатую работу, совершенствовал своих железных, в общем-то умных солдат.
Я рассуждал примерно так. Если не выдержали испытание первые роботы, то это потому, что они принадлежат к низшей расе. Нужен робот-сверхчеловек, идеал настоящего арийца. И я вложил весь свой талант и гений в Рема. Холодный, умный и беспощадный — таким я его сделал. Он был само совершенство. Да, Рем отлично стрелял по неживым целям. Но задача сделать его боевым командиром над своими собратьями-роботами в бою против „мартышек“ так и осталась нерешенной. Сколько я ни бился. И я впал в отчаяние.
Я убеждал Рема в необходимости быть повелителем. И даже отругал. Я знал, Рем не был дрянью. Глядя на него теперь, издали, как человек на человека, я признал наличие у него честности и последовательности. Он все очень хорошо понимал, даже лучше, чем мы. Меня он слушал спокойно. А когда Томпсон дал ему команду стрелять по мартышкам, Рем неожиданно выстрелил… в него. Томпсон упал замертво. Рем заметил и меня, шедшего на командный пункт. В мою сторону засветилась трасса пуль… Не пойму, как мне удалось спастись. Я уползал с полигона лучше и быстрее всякой змеи, незаметно, в окопе, по ходу сообщения с командным пунктом.
А потом произошло невероятное. Рем расстрелял самого себя… И это было самое худшее. Так Рем перечеркнул мою работу. Своим самоубийством биоэлектронный сверхчеловек подорвал всю работу вверенной мне лаборатории. От этого можно было сойти с ума. А что творилось на острове! Я понял, что мне несдобровать, тем более, что в моих мыслях началась какая-то ломка, в душе поселилась неуверенность. Наконец, я стал размышлять сначала о судьбах роботов, а потом — людей. Раньше я, не размышляя, рвался к своей цели.
А еще раньше у меня была Ани. Где-то она теперь? Были честолюбивые надежды, мечты. Теперь, думается, все это рухнуло. Надо начинать все сызнова. Но зачем? А хозяева мои сильно разгневаны. Я даже не знаю, что они сейчас намереваются сделать со мной. Смотрю на свои белые, холеные, но достаточно умелые пальцы. Вспоминается: „Золотые у тебя руки!“ — воскликнул Джон Грееф там, далеко на моей родине, в какой-то харчевне на берегу моря… Нет, не так-то много у вас, почтенные джентльмены, таких рук. Вы во мне еще нуждаетесь.
Только кто их знает? Ведь я все еще служу силам зла, которые на все способны. И это тщательно хоронят от мира мои хозяева. Они, вероятно, не столько нуждаются во мне теперь, после краха лаборатории, после краха моей идеи, сколько опасаются меня, как лишнего свидетеля. Только кому я расскажу? Вот исповедуюсь теперь перед магнитофонной пленкой, которая вряд ли сослужит добрую службу. Стоп, значит я уже отказался от сил зла?..»
В этом месте пленка замолчала и тихо продолжала раскручиваться. Я лихорадочно заносил в тетрадь все услышанное. Вдруг снова раздался голос таинственной пленки.
«Вот идет седой полковник. Хм! Его появление на острове ничего хорошего для меня не предвещает. Значит, он лично приехал для разбора дела… Все. Снимаю пленку… Надо ее понадежнее запрятать…»
Лента кончилась.
В каюту вошел капитан «Альбатроса» и принялся расспрашивать меня о результатах.
— Вижу по твоему глупому лицу, что находка интересная, — басовито заговорил он, подмигивая мне и потирая руки.
— Интересная — это даже слабовато сказано. Чрезвычайная находка… Немец какой-то исповедовался.
— Как исповедовался? — удивился Жуков. — Жаль, немецкий язык не знаю. Ну-ка, чего он там? Включи. Любопытно.
Я включил механизм обратной перемотки. И пока магнитная лента сворачивалась в первоначальное положение, рассказал капитану в общих чертах услышанную историю.
— Сейчас послушаем его голос.
Нажав кнопку, пустил магнитофон. Но он молчал, как рыба. В чем дело? О, ужас! Я забыл во время перемотки выключить систему стирания записи. В результате она исчезла.
Так пропала важная историческая находка…
Читатель знает теперь, что Рем не стал убийцей, Рем не стал роботом-сверхчеловеком. И это естественно и объяснимо. Человечество и все то, что им порождается, даже самое необыкновенное, может развиваться, совершенствоваться лишь во имя жизни. Во имя этого Рем и принес себя в жертву.