— Сойдет. — Смайлс сглотнул слюну и спросил: — Так сколько сейчас времени?
— Половина четвертого, — ответил Грег.
— Успею. Часа мне хватит. Вы, надеюсь, не торопитесь?
— Нет. В запасе столько же, сколько и у вас, — почти сутки. Если эти бродяги застанут меня здесь — тоже непоздоровится.
— Ну, я имею, положим, времени меньше. — Он хрипло засмеялся. — Вы, я вижу, хорошо информированы о моей жизни?
— Да. Знаю почти все с вашего рождения и до настоящего момента.
— Верю вам. Но вы знаете, как обычно говорят, со слов летописца, то есть человека, составляющего жизнеописание, или по-вашему — досье. А он пишет необъективно, чаще так, как оценивает события сам. Некоторые нюансы ускользают, а порой выглядят совершенно иначе, чем в действительности.
— Отчасти вы правы, — подтвердил Грег. — Но общая канва, главная линия остается верной.
— К сожалению, иногда роковыми бывают мелочи и детали, а не ваша пресловутая линия. Вы бегло изложите, что вам известно, а я буду поправлять при искажении истины. Так лучше, ибо самому рассказывать тяжело. Я болен. И положите, пожалуйста, ваши часы на табурет, чтобы я видел циферблат. Согласны? Только покороче, времени у нас гораздо меньше, чем вы предполагаете.
— Хорошо, — ответил Фрэнк, расстегнул браслет часов и положил их на табурет.
Незаметно он включил магнитофон и начал излагать содержание черной папки.
Смайлс, опустив веки, время от времени согласно кивал.
Он остановил Грега, как только тот упомянул о его отце — профессоре медицины.
— Это был большой специалист своего дела. Он совершил массу открытий, порой уникальных, исключительных, особенно в области генетики, генной инженерии, регенерации конечностей млекопитающих и человека, выращиванию органов в благодатной среде и так далее. Он разработал систему биостимуляции, начал исследования по удлинению человеческой жизни. Он создал крепкую и надежную научную теорию. Всему, что касается в моих работах медицины, я обязан ему. Мне оставалось найти немногое — импульс, толчок, чтобы вся эта стройная система обрела практическое применение. То есть если отец доказал, что для того, чтобы избавиться от наследственных болезней, следует в корне изменить генетический код, может быть, стереть его в зародыше и заменить новым, составленным человеком или заставить хромосомы «вспомнить» то, что они забыли в процессе эволюции, то мне предстояло решить проблему, как это сделать. Образно говоря, отец изготовил замок к двери, распахнув которую, открывались невиданные, в полном смысле неисчерпаемые и непревзойденные возможности власти человека над собой, своим здоровьем, долголетием, а в конечном счете и природой. И я нашел этот ключ. Он решал все теоретические вопросы, разработанные отцом, позволял воплотить их в жизнь и, кстати, не только их, он стал также ключом к реализации множества других, далеких от медицины проблем, но не менее важных.
— Но почему же никому не известно о его трудах? — спросил Грег. — Извините, но я даже не слышал об ученом с таким именем, хотя ваши некоторые статьи читал.
— Отец был идеалистом, как бы теперь сказали — чудаком. Он никогда ничего не публиковал, складывал все в кубышку, надеясь, что проживет несколько веков, настолько поверил в свои теоретические выкладки. Он думал выступить тогда, когда узнает, как заставить заработать созданную им машину. То есть, сотворив автомобиль, надеялся, что откроет и бензин. А это уже иная отрасль науки, в которой он был профаном. Он был выдающийся медик, а разгадка являлась прерогативой совершенно другой науки, вернее, целого комплекса наук и их ответвлений. Однако давайте продолжим.
Грег снова приступил к жизнеописанию.
Когда он коснулся отношений между Роем и Кристиной, Смайлс поднял вялую руку:
— Стоп. Крис меня не любила. Может быть, лишь вначале. Я ей был необходим, чтобы сблизиться с Диком. Она на редкость взбалмошная и сверхчестолюбивая женщина. Мне она нравилась, очень нравилась. Сначала и ее что-то влекло, но едва на горизонте замаячил Дик — фортуна повернулась ко мне задом.
— Но… — начал было Фрэнк.
— Давайте условимся: не тратить время на опровержения. Я же обещал говорить лишь правду, не клясться же мне на Библии. Продолжайте.
Грег продолжил.
— Минуточку, — прервал его Смайлс, едва Фрэнк коснулся исчезновения алмазов из лаборатории и судебного процесса. — Никакой кражи не было. Робинсон инсценировал ее, чтобы подвести меня под монастырь. Вместе с Крис, с ее ведома, хотел дать ей моральное право порвать со мной — мы же помолвлены, и надо помочь развязать ей руки. Заодно и дискредитировать меня как ученого, а потом шантажировать. А привлечением лучших адвокатов обелить себя в глазах общественности. Кроме того, я категорически заявил ему — работу в области генной инженерии и некоторых аспектов медицины откладываю до поры до времени. Хотя я ее уже закончил.
— Его интересовали «запрограммированные» люди?
— Вы и об этом знаете? Тем лучше — не придется втолковывать, что это такое.
— Почему вы сказали ему, что отложили эти исследования?
— Для подобных существ нужна чистая и высоконравственная среда, у них нет защиты против нашей мерзости и грязи, они бы погибли от ужаса, соприкоснувшись с действительностью.
— Так вы бы привили им иммунитет, что сам стоило?
— Тогда бы они ничем не отличались от прочих умных, сильных и красивых негодяев.
— Значит, вот чего требовал от вас Робинсон?
— Совсем наоборот — ему-то нужны были сильные и пустоголовые биороботы.
— Но как же вы ухитрились сотворить умельцев действовать столь искусно? — попытался забросить наживку Грег.
— Я их не создавал, они остались в расчетах с другими материалами в гробнице, где я чуть не погиб. Лучше продолжим, мне трудно говорить.
— Понятно, — согласился Фрэнк, будто то, что услышал, разумелось само собой. — Мы еще вернемся к этому. — Он продолжил рассказ.
— Подождите, — остановил его Смайлс, когда разговор зашел о пропаже драгоценностей из гробницы. — Это моя работа. Признаюсь.
— Вы взяли алмазы? — удивился Грег. — Но зачем?
— Я взял, я. Они мне были необходимы, как воздух, для опытов, я и выковырял их из очей фараонш.
Смайлс снова прервал его, как только Грег упомянул о мнимой гибели Чарлза Смита.
— Видите ли, Дик Робинсон делец до мозга костей. Он все доводил до логического завершения. Он не мог спокойно спать, зная, что где-то, пусть за тридевять земель, это безразлично, живет человек, талантливый, почти гений, живой укор его грязным делишкам. Как люди без совести и чести, он подозревал остальных в тех качествах, которыми в избытке обладал сам. Он думал: рано или поздно, но я опять окажусь на его пути. И подослал соглядатая. Этот проходимец явился ночью во время проливного дождя, я собирался идти за оставленными в штольне образцами ткани — на ней я проводил эксперименты. Он сказал — его прислал профессор мне в помощники. Я одолжил ему сухой костюм, и мы отправились в гробницу. Работы в ней давно были закончены, и я основал в одной из ниш свой научный уголок. В темноте он набросился на меня с кинжалом и хотел убить, сопротивляясь, я случайно выбил ногой опорную стойку, свод рухнул на бедолагу и засыпал. Я понял — его подослал Дик, а мне надо исчезать. Второго такого случая не представится. Так испарился Смит и появился Луис Корд. Мой костюм и одного цвета волосы облегчили задачу.
— Но в извещении стояло имя Роберта Смайлса, я сам читал бумагу.
— Правильно. Сделать это было трудновато. Я знал: профессор Эдвин отправит сообщение. Почта уходила раз в неделю. Трое суток я скрывался в барханах, спасаясь от змей и скорпионов, изнывая от зноя, жажды и голода. Когда проезжал почтальон, он не знал меня в лицо, выполз на дорогу, сказал, что заблудился и попросил подвезти. В городе помог донести ему сумку. Разумеется, извещение оказалось у меня в руках — снять химреактивом фамилию и поставить другую — пара пустяков. Получив эту бумагу, Дик и Крис облегченно вздохнули.