Pépé часто говорил о том, что рука человека может рассказать вам не только о его силе, но также о его слабости. Она (рука) могла бы привести вас во внутренний мир человека, туда, где все его демоны были заперты в клетке. Он также утверждал, что у каждого человека есть два лица. Одно вы можете видеть сердцем, другое вы чувствуете душой, и оба будут запечатлены в контурах его руки.
— Я не знаю, что делать, Mémé. Я, на самом деле, не знаю, — сказал ей Стивен. — Я люблю его, и я знаю, что он тоже любит меня, но это так... но для него это не то же самое. Для него то, что было, между нами, это воспоминание, как что-то, чем он может подпитывать себя. Я... не могу этого сделать. Я чувствую себя опустошенным без него. Я думал, что смогу забыть его к этому времени, но... — Стивен покачал головой.
Колетт вздохнула.
— Любовь меняет людей, Стивен, физически, изнутри. Вы, молодые люди, думаете, что все это у вас в голове, но это не так. Ты изменил его, и он изменил тебя. Я это чувствую — вот здесь. — сказала она, сжимая его руку. — Ты приехал сюда, чтобы сбежать, а он уехал домой, чтобы сбежать, но от чего? От любви? — многозначительно спросила она его.
— В твоих устах это звучит так нелепо, Mémé.
Она кивнула.
— Потому что это так, потому что ты поставил все это между вами, между собой и своим сердцем. И он делает то же самое. Это просто абсурд. Неважно, что думают люди, неважно, что они говорят, то, что у вас есть — это только между вами двумя, и все. А это значит, что только вы двое можете отказаться от этого. Ты понимаешь меня?
— Я понимаю, Mémé, но... — начал Стивен.
— Нет никаких «но». Если его сердце любит так же, как и твое, значит, то, что произошло между вами, находится только в ваших головах, и это можно преодолеть. Со временем сердце всегда побеждает.
— Mémé... — он так хотел, чтобы это было правдой, но она просто не понимала всей сложности.
— Тише, — сказала она, прерывая его спор. — Возьми. Я не могу смотреть, как ты страдаешь понапрасну. Езжай к нему, жди его, если это необходимо. Но не отказывайтесь от него из-за того, что думают другие. Это будет то, о чем вы оба будете сожалеть всю оставшуюся жизнь, и это абсурд.
Она протянула ему через стол билет на самолет, который он тут же отодвинул назад.
— А если я ошибаюсь, — спросил Стивен, — если его сердце не любит меня? Если все, что я говорю, это просто выдумки, и его чувства ко мне в том числе?
— Значит, его сердце никогда не любило тебя, — сказала Колетт. — Но неужели ты действительно думаешь, что это правда, что все, что ты мне рассказал, было просто твоими собственными иллюзиями?
Он покачал головой. Дастин сказал все, кроме тех трех слов, которые он хотел услышать больше всего. И он подумал, что единственная причина, по которой эти слова никогда не слетали с губ Дастина, заключалась в том, что он так сильно боялся, что кто-то ответит ему взаимностью и действительно будет любить его. Словно любовь станет его клеткой, в которой он будет заперт, как в своем собственном прошлом.
В конце концов, Колетт выиграла их спор, и он сел на самолет из аэропорта Шарль де Голль в Атланту. Там он взял напрокат машину, чей чертов руль оказался не на той стороне, и отправился в опасное путешествие в захолустный городок, который Дастин называл своим домом.
Глава 3
Закусочная
—Я приехал забрать его, — объяснил Стивен. — И тебя тоже, — добавил он через мгновение.
Лишь произнеся эти слова вслух, он понял, что это было правдой. Он прилетел не только для того, чтобы дать понять Дастину, как сильно его любит. Он приехал спасти Дастина от этого существования. Он приехал забрать Дастина и освободить его от всех добровольно наложенных оков, которые удерживали его в этом городе. У него была тайная надежда, что Робби поможет ему убедить Дастина последовать за своим счастьем, жить собственной жизнью и жертвовать ради них.
Неужели его мысли настолько эгоистичны и порочны? Неужели он действительно проделал весь этот путь, чтобы манипулировать умственно неполноценным человеком? Сделать из того соучастника своего плана: увезти от него единственного родственника, который по-настоящему заботился о нем? Но Робби уже однажды подрался с Дастином по той же причине. Он хотел, чтобы тот уехал. Поступил бы он так снова, если в итоге Дастин бы оставил его навсегда? Стивен слегка покачал головой, борясь с противоречивыми мыслями в своей голове.
— Это было бы круто, — отважился произнести Робби, подумав о поездке в Европу.
Стивен медленно кивнул в ответ на его заявление, слыша его, но также понимая всю никчемность этого утверждения. Дастин никогда бы не покинул Робби. Теперь Стивен понимал это, несмотря на всё, сказанное себе ранее.
Дастин не позволил бы Стивену увезти его даже с помощью Робби. И, даже если бы позволил, то Дастин сожалел бы об отъезде, не находил бы себе места и всегда бы ставил это в вину Стивену, особенно если бы с Робби что-то случилось в его отсутствие. В конце концов Стивен остался бы с двойной долей вины и сердцем, вдребезги разбитым так же, как после отъезда Дастина из Лондона.
Пока Стивен размышлял, Робби, казалось, собрался, и высказал свои блуждающие мысли:
— У тебя есть замки и все такое? — спросил он Стивена. — Представляешь меня в замке? Может, мы могли бы прихватить Дэнни с собой. Мы с ним играли бы в рыцарей и сражались с драконами… — Он вдруг остановился и подозрительно посмотрел на Стивена. — Подожди… у вас же есть поезда?
На его лице застыло такое серьезное сомнение, что Стивен невольно улыбнулся.
— Да, у нас есть поезда, много поездов, — ответил он Робби, но его улыбка исчезла, потому что он понял, что Робби уже знал об этом. Поезда были тем предлогом, который Дастин использовал для своего длительного пребывания в Лондоне
Робби кивнул.
— Тогда все было бы в порядке, а теперь Па... — Выражение его лицо быстро изменилось, и он испуганно нахмурился. — Они наверняка посадят меня на стул. Человек не может просто убить своего отца.
— Я не знаю... — начал Стивен.
— Ты хочешь сказать, что мужчинам разрешается убивать своих Па в Ивропе? — спросил его Робби.
— Нет, но...
— По крайней мере мне грозит тюремный срок, так сказал мистер МакГи. Черт возьми, мы оба удивились, когда они позволили мисс Эмили вытащить меня под залог. Как только все это началось, они только и толковали об этой, как его… ограниченной вменяемости. Но, как по мне, они просто вежливо пытались не называть меня дебилом, как обычно это делал Па, — добавил он с легким оттенком грусти в голосе. Но потом снова улыбнулся, когда его внимание переключилось на высокую горку взбитых сливок, плавающих поверх какао. — Джини готовит самое лучшее какао, — сказал он и, взяв ложку, съел часть сливок. Затем, немного помолчав, добавил: — Возможно, Дасти был прав.