Офицер пристально смотрел на него еще несколько секунд, затем как-то сжался и, казалось, изменил поведение.
— Здание суда находится чуть дальше по дороге. Лучше всего оставить машину на парковке и просто идти пешком. Весь проклятый округ собралось посмотреть, собираются они его поджарить или нет.
— Но он….
— Дебил? Да. — Рация офицера ожила, и оттуда раздался раздраженный женский голос. — Я уже иду. Я иду, — крикнул он ей. Он снова посмотрел на Стивена. — Чуть дальше разбитого участка дороги, — он указал на тротуар позади Стивена.
После того, как патрульная машина отъехала, Стивен с трудом открыл дверцу взятой напрокат машины и рухнул на сиденье, в голове у него роились противоречивые мысли, пока он не услышал голос Дастина.
— Ковбой, вставай!
Прозвучало так громко и уверенно, что он вздрогнул и посмотрел вверх. Никого. Вокруг него не было ни души. Он был совсем один. По-настоящему одинок. Весь последний год он жил в одиночестве на юге Франции, пытаясь убежать от своих собственных воспоминаний, и теперь они были всем, что у него осталось. Единственное, что у него осталось после восьми лучших месяцев его жизни. Единственные восемь месяцев его существования, когда он ощущал себя по-настоящему живым.
— Ковбой, вставай!
— Дастин?
Он огляделся вокруг, зная, что никого не увидит, но все же надеясь…
"Будь тверже", — отчитывал его Дастин. Весь мир — отстой. Путь ковбоя — это тяжелая жизнь и мучительная смерть. И, где-то между, надо найти любовь. Последнюю часть Стивен добавил сам к мантре Дастина, чтобы смягчить ее варварскую жестокость, потому что до того момента он думал, что жил достаточно тяжело. Он думал, что смерть родителей закалила его, наделила некоей черствостью, с помощью которой он мог жить дальше. Но, все же не настолько, потому что его сердце в этот момент разорвалось в клочья, потому что любовь Дастина и его смерть достигли той глубины, куда боль от смерти родителей не добиралась никогда.
— Ковбой, вставай, — сказал он себе вслух и, достав из сумки салфетку, вытер лицо. С каких пор, как он позволял избитым банальностям Дастина проникнуть в голову? Неужели он хочет начать все сначала, здесь и сейчас?
И о чем, черт возьми, он думал? Здание суда? Это было нелепо; он должен немедленно отправляться домой. Но «дом» больше не был его настоящим домом. Он бежал из Лондона, чтобы спрятаться от своих чувств, и убежал обратно во Францию. Из-за этого он считал себя слабаком и трусом, задаваясь вопросом, чувствует ли Колетт то же самое по отношению к нему. Но именно эти самые эмоции сейчас кипели в нем и грозили поглотить на этой грязной американской улице в этом грязном американском городе.
— Я никогда не прощу тебе этого, Колетт, — прошептал он, и слезы вновь хлынули из глаз.
— Ковбой, вставай, — снова услышал он.
— Да, я слышу тебя! Черт возьми, я тебя слышу! — крикнул он в никуда и снова вытер лицо. Он вышел из машины, захлопнул дверцу и зашагал в направлении здания суда, не обращая внимания ни на что, кроме места назначения и пытаясь контролировать себя на случай надвигающегося срыва.
По непонятным причинам, приближаясь к зданию суда, он успокоился. Привычный вид каменных колонн и гранитных барельефов на стенах немного ослабил его напряжение. Он быстро находил утешение в любой архитектуре, которая придавала официальным зданиям видимость спокойствия, и был благодарен за это.
Он как раз подошел к лестнице, когда из здания высыпала большая группа людей, их болтовня была обильно сдобрена южным диалектом и резкими выражениями. Он несколько раз уловил не только имя Робби, но и свое собственное.
«Этого не может быть», — подумал он. Либо шел еще один судебный процесс, либо какой-то другой парень по имени Стивен что-то натворил.
Но тот офицер... Он отбросил эти мысли в сторону.
Пробравшись сквозь растущую толпу, он поднялся по ступенькам и остановился у таблички в большом фойе, на которой было написано «Контрольно-пропускной пункт службы безопасности». Служба безопасности состояла из пенсионера, газеты и дубинки, которая, по-видимому, иногда использовалась для обыска подозрительных лиц. На случай, если кто-то пройдет мимо.
— Прошу прощения, — сказал он старику. — Где слушается дело Эрлов?
Охранник поднял голову, немного изумленный, немного испуганный.
— Иностранная пресса?
Ложь родилась быстрее, чем, Стивен думал, это возможно, и он был уверен, что она сойдет ему с рук, учитывая состояние, в котором он находился.
— «Таймс». Да.
Старик выпрямился, как будто ему предстояло стать героем этой выдуманной истории.
— Они только что прервались на обед, — объяснил старик, — но, если ты хочешь подождать... А, вот и они вернулись.
Стивен обернулся. Хотя они с Робби никогда не встречались, он узнал его. Робби был громадной и внушительной копией Дастина, достаточно массивной, и Стивен не сомневался, любой другой мужчина стушевался бы рядом с ним только из-за его огромного роста. Мускулистый, как бык, он обладал рыжеватыми волосами Дастина, кристально-голубыми глазами и невыразительным тонким носом. Он был на несколько дюймов выше Стивена и, рядом с Дастином возвышался бы, как каланча, но на его лице была улыбка искреннего простодушия и бесхитростности, чем Дастин никогда не обладал.
Он тихо позвал Робби по имени всего один раз. Вся процессия остановилась и уставилась на него. Робби поговорил с маленькой седовласой старушкой, а затем, отодвинув с дороги людей, вышел с сияющим лицом вперед.
— Мистер Стивен? — спросил он.
Стивен кивнул. Он все еще не мог говорить после новости, рассказанной ему полицейским. И все еще не понимал, почему он здесь и каких слов от него ждут.
Робби рванулся вперед и обнял Стивена, едва не сбив того с ног.
— Робби, — раздался мягкий укоризненный голос.
Робби оглянулся на старую женщину, с которой он только говорил. Стивен мгновенно понял, что это, должно быть, мисс Эмили, и выдохнул с облегчением, когда Робби с застенчивой улыбкой опустил его на землю.
— Простите, мистер Стивен, но я иногда волнуюсь, — сказал Робби. — Мисс Эмили нужно поговорить с некоторыми людьми, но она сказала, что я должен пойти к Мелвину и поесть. Хочешь пойти со мной? Это не так шикарно, как ты привык, но здесь до него рукой подать.